Сибирские огни, 1930, № 7

Собаки громко облаяли наветренную сторону. Мужчины быстро собрались в ^ Каныровой избе. Женщины, что посмелее и полюбопытнее, столпились в ограде. £ Приехал писарь, старый пьяница и плут, говоривший о себе, что он очень g грамотный человек. Он умел читать печатное и рукописное и умел писать не только | удостоверения, но и любовные письма неграмотным девкам. Писарь сел за стол, закурил, надел очки и, не читая газеты, сказал: § — Ну, так вот. Я и говорю: ваше дело вполне сурьезное... Понятно? < — Ага, — кивнули головами татары. < — Значит, — продолжал писарь, — тут так и написано, — развернул он газету: («Туземцы не привыкли еще к ра-ра-циепальному ведению охотничьего хо- s зяйства...». (Понятно вам ? — Ага, — кивнули головами татары. — Ну, это вы врете! Тут много слов далее и мне непонятных... — Ага, — снова кивнули головами татары. — Л вам в мелочах все об'ясню: туземцы — это народ, значит. Та-ав... Те- перь насчет ра-рациенального. Значит, тут опечатва; это, значит, нациенальное, не русское, то-есть. Теперь, например, дальше. Что тут сказано? Тут так прямо и сва- ляно: ведение охотничьего хозяйства... IBOT-BOT-BO-OT ! Тут мы добрались. Значит, что получается?.. При советсвой-то власти по национальному охотитесь?!. Советская нласть прямо говорит: кержак, немец, — все одной нации! А вы? По-своему ведете охоту! По-татарски! — Ага, — снова смиренно склонили татары головы. Но вышел вперед в столу молодой татарчонок Инбир и спросил: — Друг, скажи, как надо, а? И сколько мы платить будем за то, что писал в этой бумаге? -— А про это тут не написано. — А про что написано? , — А ни про што! 1— крикнул писарь, выведенный из терпения смелым татарчонком, и вышел из-за стола. * * * Два дня писарь пил дымную араку, слушал песни девушек; пытался ухажи- вать за Мунной. Но Мупна по-русски плохо понимала. Инбир, веселый от араки, об'яснил, что Мунна не может полюбить писаря, потому что она •— девушка. Не поверил этому писарь и плюнул Инбиру в лицо. Инбир вскочил в седло, аркан в руки и налетел на храпящем скакуне на писаря. — За что плевал?! За что?!. — Аркан взвился, опоясал писаря по туловищу. Блеснули Инбировы глаза кровью. Он перекинул за шею лошади конец аркана, дал поводья. Замоталось пьяное тело писаря по пыльной дороге; на невиданное зрели- ще загавкали собаки; заплакали напуганные девушки. Ахнул весь народ: — Что ты, Инбир, делаешь?! В уме ли?! А Инбир от злобы, а может быть от страха, кусал себе руки. Он не чувствовал как аркан обжигал еп> ногу, не слышал криков писаря. — Логуби-иили! Погуби-или! — кричал гот. Конь внезапно остановился у ворот ограды своего хозяина. Аркан ослаб, писарь кувыркнулся на спину, все еще крича: — Погуби-или! А в то время йатрус и еще несколько старых татар, сидевших в Натрусовой избе, решили: отдать Вахрамею серебряный полтинник с царем на одной стороне и просить Вахрамея дать хороший волчий вапван для временного промысла. Старуха Тельбегень, мать (Канырова, сходила за 'Мунной. — Здравствуй ,Мунна, садись, — сказал Натрус. — Ты знаешь, что в на- шем аиле случается беда за бедой? Сломалась зорька у Канырова ружья, потом про- пал Каныр — а он был женихом Мунны, — ты знаешь? — Ну, еще бы! Мунне да не знать! ^— Случилась еще одна беда. Инбир, молодой сорванец, избил писаря — 1 1