Сибирские огни, 1930, № 7

импрессионист совсем отказывается мыслить. Особенно ярко сказалось это в живо- g писи. «Лицо, освещенное с одной стороны холодным дневным светом, а с другой— о зеленоватыми рефлексами листвы — кажется в первом случае синеватым, а в по- ш следнем—зеленоватым. Правда, о п ы т тотчас же исправляет зрительное впечатле- Е ние: мы знаем, что лицо красновато-желтого цвета. И мы привносим этот цвет от S себя, мы как бы видим его». Но ведь это подмена действительного впечатления! И х художник-импрессионист изображает именно свое непосредственное впечатление, ^ он рисует лицо фиолетовым и ярко-зеленым. Наиболее последовательные импрес- J сионисты приходят к беспредметной живописи. Они рассуждают так: изображая, о напр., д е р е в о — я суб'ективен. Потому что мне не дано впечатление дерева, мне ® даны лишь световые, цветочные и пространственные ощущения. Их-то я и должен о переносить на полотно, а не какое-то «дерево», которое является моей абстракцией, s Система Маха, полагающего, что нам ничего не дано, кроме наших ощуще- ^ ний, что утверждение, будто стол, на котором я пишу, существует и в то время, jjj когда я отвернулся, — не научно (это, мол житейское, обывательское суждение),— < эта система является философским обоснованием импрессионизма. Таким образом, наши поклонники непосредственных впечатлений попадают прямехонько в обьятия I. идеалистов! g Социологически же тоска по непосредственности — это тоска разуверившего- я ся в своей умственной состоятельности интеллигента, который ищет в ней (в нело- к средственности) спасения от своего развинченного беспрестанно рефлектирующего § сознания. s Не «непосредственность», а бдительное контролирование своих впечатлений ш . с классовой точки зрения, не стремление к «детскости», а постоянную работу над ш углублением и укреплением своего миросозерцания должны рекомендовать мы пролетписателю.