Сибирские огни, 1930, № 7

Позвольте, не боясь замочить ноги в мутном болотце фрейдизма, об'явить его формой g сублимации половой энергии. Не протестуйте, если я назову художественную лите- о ратуру пособием по ликвидации неграмотности,—ведь, читая Толстого, мы несомненно ш развиваем свои навыки чтения! Е Здесь полезно вспомнить известный урок диалектической логики, данный т. Ле- § ниным во аремя дискуссии о профсоюзах т. Бухарину. Не буду его приводить—он не- ьс однократно цитировался. Скажу только, что если на том основании, что стаканом ш несомненно можно ударить человека по голове, нельзя все же сказать—«стакан есть холодное оружие», то и давая определение искусства не надо выдвигать на первый о план второстепенные, нецелесообразные признаки. н А если вы все же за «искусство-познание», то будьте последовательны: тре- о буйте, как шестидесятники (а ныне — Ольминский), чтобы писатель писал брошю- •= ры о происхождении земли и о гонорее: так он больше будет способствовать по- (- знанию жизни читателем. Знаю, вы скажете Что-нибудь об образном мышлении и у т. п. Но никто не помешает писателю и здесь мыслить образами. Доисторический < папоротниковый лес, картина строения атома, восход солнца на Сатурне, призрак коммунизма, блуждающий по Европе, — разве это не чистейшие художественные об- разы, которых, как вы ни горюйте об этом, никогда не чуждалась научная мысль. S Итак, основная, исходная формула живачей-об'ективистов «искусство — по- ^ знание жизни» явно несостоятельна. Оценивая произведение искусства, мы должны в; смотреть не на то, соответствует ли оно действительности, а на то — организует 5 ли оно психику читателя в нужную для пролетариата сторону или же в противо- положную. Только так обязаны мы его оценивать. Поэтому Толстой, несмотря на его крупинки об'ективности, всей- своей устремленностью в р е д е н для нас, по- тому что одна его сторона («срывание маСок») неизмеримо меньше другой («хлю- пик», «юродствующий во Христе» и т. п.). Впрочем, быть может, товарищи живисты, вы скажете что-нибудь о классо- вом иммунитете? Быть м6жет, ; вы еще раз прыгнете ® об'ятия Вячеслава Полон- ского? Пусть вы искренне заявляете, что хотите усвоить только творческий метод Толстого, а не идеологию толстовства, — ведь не у кого другого, как у Либедин- ского, есть хорошие строки о т ее н о й , н е р а з р ы в н о й с в я з и творческого метода писателя с его мировоззрением. ^Каль, что, проповедуя учебу у Толстого, вы забываете об этом. Психологизм и непосредственность Те же сторонники живого человека дали пролетписателю другой завет: быть психологичным. И в результате под видом «живого человека с психологией» нам по- дается хлюпик, который безнадежно много рефлектирует, внимательно обсасывая собственные переживания. Вместо реальных явлений, нам преподносят их отражение в утонченном мозгу самоаналика, борьбу реальностей подменяют борьбой представ- лений героя. На первый план выдвигается индивидуум, искусственно изолирован- ный (чтоб ему удобнее было заниматься самоанализом). Господствует «всечелове- ческое» — вместо классового и профессионального. Конечно, нам не нужны схемы, не нужны стандартные, механизированные ге- рои. Но нам не нужны и самоковырятели. Не нужен нам и ползучий бытовизм, пусть тысячу раз сдобренный психологистикой. Нам хочется отыскать завтрашнего чело- века в сегодняшнем, хочется видеть куда мы растем. Пусть же здравствует публи- цистика, пусть здравствует тенденциозность! И только недомыслие противопоста- вит нам «художественность» и «об'екгивность», ибо публицистика наша обязана быть художественной, а тенденциозность — об'ективной. Мы — за смелую типи- зацию, за показ цельной, здоровой личности, идущей и зовущей вперед. Конечно, ее действия будут не автоматичеешми, а психологически мотивированными. Но эта мотивация не будет иметь ничего общего с психоложеством живачей, главная беда которых — неуменье дать психологическое обоснование действия, не прибегая к са- моанализу героя, неуменье обрисовать его не и з н у т р и . Вторая ошибка — иг- норирование того факта, что психологическое состояние имеет для нас интерес только тогда, когда п е р е х о д и т в д е й с т в и е , определяет поступки. И имен- но момент перехода в действие наиболее важен. Для агентов же психологизма пси- хическое состояние имеет самодовлеющую ценность. Откуда у пролетписателя этот эгоцентризм, самосозерцание, бесконечные размышления по поводу выеденного яйца, поиски каких-то вечных, общечеловечес- ких истин? Ведь это же психология общественного паразита, это стиль пассивного пенкоснимателя, не имеющего профессиональных интересов, не имеющего цели и чувствующего к тому ж, что основа его благополучия пошатывается, — помещика в аристократическом обществе, рантье—в буржуазном. Необычайно ясно становит- ся как своевременны поднимающие голоса о необходимости ликвидировать рантьер- ство писателя, основу, на которой только и может в наше время вырасти созерца- тельство, самокопание. s