Сибирские огни, 1930, № 6

— Великий Тартарен, взбираясь на вершины Альп, свой страх перемогал само- обманом. В Африке он думал, что убивает львов. Вот такую фантазию мы отрицаем. Кстати, 'Гартарен был фанатически влюблен в ружья. — Картошку бы твоему Тартарену чистить,—гневно сбрасывает Жданов с са- пог кучу картофельных кожур. Раздается тревожный окрик: — Осторожно! —• Вижу,—косится он с ненавистью на ружье. — Надо уметь обходиться с вещью,—учительйЬ говорит Петр.—Если бы мы, как следует, понимали вещь!.. Мы тогда умели бы ее делать. Он вдруг повертывается к костру и втягивает носом воздух. — Откуда такое,—спрашивает он,—палятиной воняет? — От твоего,—-холодно сообщает Жданов и тычет пальцем на петровы, при- крепленные около костра к рогатинкам, сапоги. •—• Скрутило,—сокрушенно констатирует Петр.—И ты не снял? Эх, ты... Да и портянки погорели!... Тушите портянки! Андрей! Поздно. По материи огненным веничком расходится прожорливый пустой круг. Тайга по-настоящему еще не встала перед нами. Дорога идет широкими долина- ми, тихой, небыстрой рекой, с десятками удобных бродов. Но скоро мы сворачиваем в глушь, на звериную тропу. Там уже нельзя будет расположиться на ночлег с комфор- том. А мы—трое—любим поспать. Особенно Жданов. «По-стариковски»,—поскрипыва- ет он, под кедром, вблизи костра, выбирая себе укромное местечко. Тут—всегда конкуренция. Даже Петр откладывает ружье в сторону и находит в закоулке просвещенной памяти такое словцо, после которого лошади обиженно по- вертываются к нему хвостами. . У Жданова борьба за костер тонка и незаметна. Он умеет пустить и локотки, ког- да нужно, он умеет здесь жить. Он ловок разжечь костер в мокредь, сварить жирный суп с приправою из диких трав, шашлык изжарить на таловом пруте, на заимках знает, как достать сметану и молоко. Он все знает!.. В кулинарии он недосягаемо высок... Или взгляните, каким древним номадом Жданов восседает в седле!.. Он прирос к нему! Он не в седле, а в привычном кресле, за письменным столом, под защитою проч- ной, охраняемой расписанием, кабинетной дверью- Одна нога Жданова заброшена коню на шею, другая самым носочком сапога — иаящно, шаловливо—уперлась в стремя. К седлу сбоку ловко пристегнуто ружье. Ки- сет табачный, как скальп врага, висит на дуле, здесь же болтается лишний в жару •пйджак. На затылке Жданова—цветная ермолка, за спиной—в тороках—постельный тюк. Устанет в одном положении, откинется, локтями упрется в тюк и плывет в раска- ленном воздухе, отмахиваясь от слепней березовой веткой. На одной старой пасеке по его настоянию мы стояли три дня. Шел подкорм ло- шадей, чинилась сбруя, отдыхали, чистились путники. Хозяин-—приземистый, рыжебо-. родый ловкач из-под Бийска—принялся расхаивать нашего проводника. — Ково вы тут без русского человека узнаете? Ково увидите? Кто вам поясне- нье даст?.. Татарин он—татарин и есть... Трубка Андрея-Хакаса взорвалась, как фугас. Он поднялся от стены с полу, гля- нул на заимщика вкось и вынес из избы каменное, равнодушное лицо. Я пошел-было следом. — Погоди,—остановил меня Петр, а Жданов подсел к хозяину за стол, на бо- гово место. -— Отец, а чего у вас здесь интересного узнать можно?.. — Да как же!—ухмыльнулся тот.—Местностя, поди, у нас во какие, широкие! Вольные горы. И человека тут всякого живет. А вы, я погляжу, про все пытаетесь? — Про все. — Любопытный народ. Хошь провести вас, к примеру, в поселок кержацкий,— под еамым верхо ( м Абакана будет. И найдем мы там деда Сафрона... Вот, знаменатель- ный старичок! Тридцать, почитай, лет с дерева на дерево за шишками летал. Взлезет на вершину, качнется, и махнет сажен, иной раз,-на десять. Я, говорит, летать допреж