Сибирские огни, 1930, № 6

—' Люди зовут. Вот, слушай... < Он говорил много и медленно, и разговор его вдруг стал певуч, а землистое, вы- « тертое длинной жизнью лицо старика потеплело. Мы вкратце передадим его рассказ. ^ ...Было это в давнишние позабытые дни,—теперь их разве певцы по аилам пом- £ нят... Еще города Минусинска на Енисее не стояло. Но в степях и в тайге народа жило § много. Хан-сын—дочь славного богатыря умершего—однажды взошла на высокую го- I ру, с которой можно было увидеть весь мир. Гора стояла за рекой Аной. Ана в Абакан 2 течет, а за Абаканом таштыпекие мужики на лугах сено косили. Глянула Хан-сын в ту ш сторону—молнии, вроде, блещут. 2 — Сабли!—-закричала она в большом страхе.—Будет великий война. Чужой р? опять хочет наш народ резать... Спустилась после этого царевна с близкими людьми в глухую, тайную, далекую < долину и там, на речке, каменный аил поставила. Стала, не выходя наружу, в той до- о лине жить, да там и померла, и близкие люди с нею. Тропы туда заросли, память люд- s екая короткая. Потеряли охотники в вррах то место,—одна сказка про него теперь идет... — А может и быль?—Кто знает?.. Кривой говорит—быль... — А Финогенов Кривому в рот глядит... Жданов появляется в отверстии палаточной двери, как грозное правосудие. — Вот ты говоришь—история,—давит он в себе нервное клокотание.—А если бы за дровами сходил? Сказки слушать лучше? Он смотрит только на Петра, на осунувшееся, небритое, синее от холода лицо, на темные впадины петровых глаз, на тонкие, втянутые губы и качает головой: — Ведь смерз! Ведь идол-то не греет!.. Саквойя здесь не растет... А дождь шкалит ему бритую лысину, она красна, как новый пятак, и дымит, а глаза Жданова ползут, как липкие мелкие капли. Петр взглядывает на меня быстро и на корточках ползет из палатки туда, где чернеют угли. — Я сейчас,—суетливо набрасывает он на голову капюшон плаща,—сперва я... потом Финогенов... и будет тепло. Жданов заглядывает сверху на вытянутую петрову спину, ныряющую в серой мгле, довольно кривит губы. — Закурим-ка Андрей,—тоном человека, скачавшего с плеч все заботы, гово- рит он.—Дай я тебе насыплю трубку. Они закуривают, сплевывают разом и долго с довольством смотрят, как расплы- ваются по земле плевки. Потом появляется силуэт с растопыренными, как подшиблен- ные крылья, руками. В каждой зажата горсть прутьев. Он кладет их на мокрые угли и приминает ногой. Чиркает спичку. Лопается серый пук, спичка гаснет. Петр достает вторую спичку, но так и застывает над ко ( стром, глядя в мутную даль. —-'Вот эти воды,—говорит он, прислушиваясь к шуму тайги.—'Какое бешеное томление сил!.. А зря... Если-бы взорвать пороги на реках и леса эти двинуть мулем... туда... к городам. Хороший лес!.. Сокрушенный вздох Жданова врезается в его мечту. — Ах ты, муль... Садись, давай, под крышу, муль... Он вскакивает, берется за топор. Мы слышим вязкое чмоканье стали по крепкой древесине сухостоя. Чуть не на палатку валится огромная коряжина и с треском распадается на мелкие куски. Вскоре куски обрастают золоченой листвой пламени,—оно теперь не тухнет, укрытое спле- тениями корневища. х — От так,—одобряет Жданова Андрей-Хакас, а Петр, как ни в чем не бывало, трогает мне руку. .—- Теперь твоя пришла очередь, Финогенов. Поди-ка, теперь ты сходи... Да, теперь ты... • Он легонько подталкивает меня к выходу. Жданов подает топор. «Финогенов?— говорю я себе мысленно.—Какая малоговорящая, ничтожная фамилия. Вдумайся: Фи-но...».