Сибирские огни, 1930, № 6

— «Товарищ Трубин,—читает он,—это письмо пишу я, зав. полеводством ком- муны «Красная заря», коммунар Лукьянов. Хочу я сообщить про те безобразия, кото- рые творятся в нашей коммуне «Красная заря». А почему эти безобразия творятся,— я сейчас пропишу. Осенью прошлого года в деревне Нефедовке, что в двух верстах от нашей ком- муны, поселилась вдовая диаконида с дитем одиннадцати лет. Поселившись, она стада ходить к нам на поденщину. Однажды увидел ее наш председатель коммуны товарищ Ветхов и она пала ему на сердце. Жена Ветхова дело это заприметила и промеж них пошел скандал. Ветхов избил жену и выгнал ее и она, избитая, вышла жить в амбар, а на ее квартире, которую она ухетовала собственными трудами, поселилась нахальная диаконица с дитем женского полу, одиннадцати лет от роду. Через ту диаконицу причинилась нашим коммунаркам великая досада, а тов. Вет- хо|в, несмотря на полное расстройство, туго женщину холит и лелеет... Предрик поднял голову. Шаги в спальной стихли. Невидимому жена легла. — Так-то вот!—вздохнул предрик, снова склоняясь над бумагой. •—• По должности зав. полеводством, я нарядил недавно женщин и подростков на нолотье пшеницы. Диаконица попала в наряд. Но, находясь под высокой рукой товарища Ветхова, эта женщина возгордилася и подняла крик, я—де—нежного воспитания и пшеницу полоть не могу и дите мое тоже пшеницу полоть не может. Товарищ Ветхов пришел на крик и у него хватило совести освободить ее от на- ряда, послав на легкую работу в кухню. Тут наши коммунарки возмутились и с той поры пошло у нас расстройство и трудовая дисциплина, прямо скажу, совсем упала. Работать в нашей коммуне стало невозможно и если вы этого конфликта не раз- берете, то я брошу полеводство и перейду на работу в коммуну «Красное знамя». Предрик нахмурился и сунул бумагу в портфель. — Вася!—послышалось вдруг за его спиной. С намеренной неторопливостью он повернул голову. Апполинария Павловна выглядывала из-за двери, ведущей в спальную. Рубашка сползла с ее плеча, открывая грудь и пухлую шею. — Пора спать, Вася! Голос ее прозвучал виновато. Она поправила рубашку, вздернув плечо так, что полная грудь колыхнулась. Желание горячей волно(й пролилось по телу мужчины. Он потушил лампу и, грузно ступая на пятки, вошел в спальную. Все шло так, как должно было идти. Бочка стояла иод водосточной трубой. Дом был в тишине и дреме. Когда на каланче пробило двенадцать, женщина привстала и заглянула в лицо мужчины, бледное от луны. Он дышал ровно. Он спал. Она осторожно сползла с кровати. Узел лежат в углу. Дверь открылась со сла- бым скрипом. Женщина вытащила узел. Теперь можно одеться. Все в порядке. Часы-ходики отбивают минуты. Она подтаскивает узел к окну. Башмаки можно надеть по,том. Она раскрывает окно и выталкивает узел. За ним падают башмаки. Она обводит комнату глазами. Ага, нужно оставить записку. Теперь все в порядке. Она вылезает в окно. На улице—ни души. Она надевает башмаки. Подхватывает узел. И, крадучись, идет вдоль заборов. XI Полыванский дом крестьянина не по праву носит это имя. Крестьяне останавли- ваются в нем не часто. Сторожиха дома—Василиса Андреевна Сундукова не обреме- нена служебными обязанностями.