Сибирские огни, 1930, № 6

g Гривенник и кусок сахара быстро вернули ей веселость. Она повернула лошадь к влево, доверчиво глядя на Петра. 5 Вскоре путь преградил шипучий, пенистый ручей. На берегу в кустах, левее £ от дороги мы увидели крохотное деревянное зданьице, в которое вода втекала по уз- ? кому деревянному лотку. Шум колес не был слышен. Ручей из лесного домика выска- т - кивал на камни и, разгораясь бешеным пожаром брызг, прорывался дальше в густой тальник. ™ — Что же это... мельница у вас?—приостановили мы коней. ^ Девочка блеснула синими смышленными глазками и в хитрой усмешке растя-, х нула губы. ж — И совсем не мельница!.. ' 5 — А что?., а — Отгани, дядя, х — Ни в жизнь не отгану? — Тут тятька золото моет, вот что... Она с торжествующим видом прикрикнула на кобылу. — Речка-то наша песком богатая. Тут золото теперь пойдет скрозь. — Третий дожиток!—воскликнул Петр. — Видел, как люди действуют?—ерзнул на коне, глянув на меня, Жданов.—• Пчела медоносная и пчела золотая!.. — Да плюс Аржан... — Да охотники... — А покупать к тятьке золото купсы издалека ездиют. Которые из-под Бейскова, Барнаула, а которы от Минусы,—затараторила Доня, но, видно, припомнив что, or-" v ' лянулись на пасеку, потемнела и отвела глаза. — А тятьке не скажешь? — А что? Бить будет? — Убьет. — Нет, не скажу, Донечка. Езжай, давай, домой без страха, детка... — Тогда давайте еще два сахара, я вам вона сколича всего наговорила. Она, получив условленное, торопливо распростилась с нами и пустила обратно кобылу вскачь. Петр задумчиво смотрел на желтую, яркую в лесной зелени крышу заимки. — Собственно, в этой истории есть сво,й неожиданный смысл,—медленно, обду- мывая свои слова, проговорил он, в то время как я с большой настороженностью пытался предугадать его мысль. Он повел перед собой рукой. — Мертвая для нас страна... Мы опять стрельнули в Петра глазами, я огорченно вздохнул и недоверчиво глянул на пустые горы, которые надвигались на нас со всех сторон. — -Нет, не там этот смысл искать надо,—заметил мой взгляд Петр и сдержанно * улыбаясь, повторил: — Да, мертвая... Долина... — Скоро, Андрей-Хакас? — А во-он за тей падью. Оно самое зимовье и будет—становища Панкратия Кузьмича. При этом он загадочно по,теребливал бороденку. В кармане тяжелой гирей лежала комканная, перечитанная десятки раз записка «Любезному братцу Панкратию Кузьмичу». Кривой напутствовал нас этой запиской и вскользь брошенной фразой: — Брат мой—Панкратий все знает... Нелюдим только—беды-ы... И в голове у него не того... А хотя сказано в писании: толците и отверзится... Как к Панкраше подойдете. Я теперь читал и перечитывал скупые, скрытные слова: «Прошу оказать 1 8 содействие...». Какая официальность между братьями!