Сибирские огни, 1930, № 6

< Незамысловатая процедура лечения кончается сложным—в пять сбтен верст— к пробегом по Абакану. Больные садятся на едва скрепленный плот. Это настоящий R Ноев ковчег, но мчится он курьерским поездом^о зыбкой водяной горе: порогами, пе- ю рекатами, через закруты, через заводи, мимо таскылов, дремучей тайги, мимо замолкше- S го Абаканского завода, Арбатов, Монака—старых казачьих станиц—к Аскысу, в степь, к солнцу... S Зажаренную, коричневую чашку Сагайской долины истомленные люди встре- ю чают блеском округленных глаз: «Близко!» А вот на следующий год они опять 2 поедут... Карманы аржановцев пусты, желудки голодны. Зато на солидную толику HP - S' бавили в жире заимки в горах—эти станции и полустанки на страдном пути т у д а . . . Партию больных мы настигли в становище охотников, под южным склоном горы, о на лугах, у широкой и небыстрой речки. s Десяток или полтора всадников хакасов—мужчин и женщин—остановились по- середь гладкого утрамбованного двора. К ним отовсюду сбегались с громкими гортан- ными выкриками лохматые, босые, в рваных пестрых рубашках—хозяева поселка. Неимоверно худые, изломанные, иссеченные морщинами люди. Волосы с голов прямыми жесткими прядями и тонкими косичками падали на плечи. Но глаза их по- детски весело и жадно смотрели на проезжих. Гости!.., В ногах лошадей возились го- лопузые, лиловые от загара ребятишки и еще было: много увядших, но быстрых на раз- говор старух. — Какой тут народ живет?—окликнул суетливую толпу Жданов. Его не поняли. — Бельмендж,—закланялись и заморщились люди, а какой-то старик даже плюнул и по лбу себе постукал: дескать совсем чурбан, извините... — Не знаит,—засмеялась женщина с деревянным неизвестного назначения со- судом в руках и оттолкнула старика в толпу. Заметив, что мы на нее ожидающе смот- рим, она поставила сосуд свой наземь. — Митрь Ваныча спросишь... Там!—женщина махнула рукой на осиновую рощу, которая начиналась сразу за поселком. Молодой парень с усиками, прилипшими к щекам, как две тонкие нитки, долго- долго всматривался в петрову немецкую, новенькую двухстволку, после тронул его за рукав: — Эй! Здраства... В рык нашальником едиШь? Петр невольно оглядел себя. — Нет. Нет. Почему начальником? Петр больше походил на странствующего пилигрима перед концом пути,—за- пыленный, высокий, небритый, худой, в черном, необ'ятно-широком, клеенчатом пла- ще, который был подпоясан шелковым пояском. — А кто это будет—Митрь Ваныч?—обратился он к парню. — Русский... богатый... у-ух! Хлеб каждый день жрет. Ты у него ночевать будешь. Там... А эти у нас,—показал он на больных. Всадники сидели на конях молча и неподвижно, своею важной сдержанностью показывая знатноеть степных, скотоводческих родов. На коричневых широких лицах отражалось равнодушие к происходящему вокруг них — к грязным таежным охот- никам, к кафгькаде русских, к жаркому дню—все это одинаково не касалось и не за- трагивало их целей. Они были как мусульманские паломники в Мекке—они почитатели священного Аржана, и мир—сам по себе. Мы поклонились им молча. Они ответили на поклон кивком головы. Мы тронулись. Они отдернули в сторону сытых коней и пропу- стили нас. Невольно мы натянули повода. Но едва выехали на улицу, как вслед нам ударил дружный, раскатистый, как обвал в горах, смех : — Ха-ха-ха! У-гу-го!.. Уши Петра вспыхнули. Люди показывали на него... Потом он тоже рассмеялся, широко распахнув рот, и замахал толпе кепкой. Они любовались на цветистую по- 4 душку, а Петр знаками об'яснял, как удобно и мягко на ней сидеть.