Сибирские огни, 1930, № 6

Он встал, проковылял кое-как по комнате к стенному шкафу, там достал второй граненый графинчик и выпил из него, опрокинув сосуд прямо в рот. — Вы про здешние прииска слыхали? Господина Остротина—собственность. Иль про Кызас-речку? Теперь, поди, там все растащено, да разворовано. Ежели дое- дете когда, — взгляните... Удалые места! Сотнями пудов металл брали. И сейчас там в старых отвалах, под заимками, золото пудами знающие люди могут сыскать. Спрятано добро, а где?—никто со стороны не знает. Так вот в благодати этой кипела жизнь и служил там один разведчик. У-ух, дошлый парняга числился!.. Однажды, лет, может, тридцать, а то и боле тому назад (маралы, в те года, поди, не так, как сейчас, по осеням на горах трубили),—выехал этот разведчик на дело. И увязалась с ним де- вица—невеста его—Анной звать. Переступил разведчик через все обычаи—бабу с собой в тайгу принял. С того, может, и пошло. Слово за словом, глядки да переглядки— дело молодое—едут они день, другой, больше друг за другом, чем за речками смотрят... Медовый у них там месяц вышел... Месяц не месяц, но опамятовался разведчик, почитай, через неделю, когда очу- тился на незнакомом и безымянном хребте. Смотрит—внизу долина, чашей круглой легла, и нет в ту долину хода, посколь горы отвесным кольцом ее обошли... А по до- лине из конца в конец ручей, вроде, серебрится, таково весело блестит. Анна тут разведчика за руку: раз, говорит, ручей по долине идет, стало быть он выход сквозной имеет... Кинулись они с хребта на обороть,—ручей искать. Спустились в тайгу, глядят— заимка, и старый лысый Человек у ворот, шапку перед ними снял. Никогда такой заимки они не видели. «Кто ты, добрый человек, здесь будешь»? «Гришка Паскудин—отве- чает.—Бывший лесооб'ездчик. Людей—живу—не трогаю, пусть и меня в моей могиле не тревожат. А ручей, который ищете, вон в той зеленой пади». Кинулся разведчик в падь и старика забыл отблагодарить. Разыскал ручей—трем коням по дну пройти—и ударились по нему вверх... Прямо водой шли, берегом нельзя,—гуща страшная, не продерешься. Смотрят, скала от хребта надвинулась и в скале дыра чернеет, наполовину льдом заросла, а из-под льда вода бьет. Забрали они бересты для света, коней на поляне пастись оставили, и—в дыру, но льду. С ними собака была, да незадачно бежала: при самом выходе в долину сколь- знула в воду и ушла под лед. Потому они, может, и с дороги после сбились,—страх ими завладел. В тайге она, жуть, зараз человека за сердце хватает. Поддался—пропал... Так и с разведчиком. А был он человек, безусловно, храбрый. Ну, да в таком месте очутишься—кому не доведись—струсит... Кривой легонько рассмеялся. — Вот посмотрю, как вы похрабритесь... О-охота же мне это знать!.. — Только бы найти!—выкрикнул я снедавшее меня желание. Петр сзади дернул меня за рукав. Глаз Кривого прищурился. Он чиркнул спичку и поднес ее к ночнику. — Слушайте! Теперь я читать буду... Из кованной старинно^ шкатулки выглянули трепанные желтые листжп. Пахну- ло тлением. Ощущение реальности покинуло меня. Какие-то странные крестики, сла- вянские титлы поползли по бумаге из-под желтого воскового пальца. Борода, сотря- саясь, вспыхивала в желтом кольце ночника. Изредка оловянный глаз Кривого падал на меня и тогда я чувствовал будто хо- лодный коготь забирается мне под череп. Я боязливо вздрогнул, когда увидел, что Жданов тронул старого человека за плечо: -— Также, вот... в древности у дымных костров в становищах создавались ле- генды, Еремей Кузьмич. Ваш рассказ и чтение походят на сон. Кривой посмотрел на Жданова долгим и, к моему удовольствию, насмешливым взглядом, и продолжал читать: «... и встретили мы там с Анной стаи пестрых бабочек невиданной . красы и небоязливых перед человеком. К нам подходил из лесу на расстоя- ние удара камнем горный баран, похожий вполне на аркара, но различной