Сибирские огни, 1930, № 6

с («ум и твердость в очах» якута). Михеев не противопоставлял русского трудящего- * ся поселенца туземцу (в стихотворении «На ургонах» тепло описаны братские иг- х ры русских и туземных детей), и к нему никак нельзя отнести упрека в снисходи- § тельно-державном отношении к туземцу. и в 2 па . Почти все сибирские поэты эпохи народничества (Филимонов, Кефалевиус, >• Волховский и др.) были проникнуты, в той или иной (степени, «гражданственными» < настроениями. Но у Михеева были свои особенности, которые позволяют назвать 5; его в и з в е с т н о й м е р е п р е д ш е с т в е н н и к о м п р о л е т а р с к о й л и - ь т е р а т у р ы в С и б и р и . Михеев затронул жизнь пролетарских масс Сибири с; гораздо глубже и серьезнее, чем все другие старые сибирские писатели, бравшиеся £ за эту тему. g Михеев посвятил изображению быта сибирских горняков целый ряд произве- а. дений: стихотворения — «Спиртонос Патрушев», «Старая казарма», «Запевала», ~ «Таежная опричнина», «Аутодафе», «Через мрак к свету» и большой роман «Золо- * тые россыпи». Поэма «Через мрак к свету»—едва ли не самое значительное из § этих произведений. Она начинается с описания спуска в шахту (курсив jjj в стихах везде мой. Б. Ж. ) : ® «... Спустился я. И чувствовал, что люди и Вокруг меня в заботах и труде, S Что тяжело дышать усталой груди, r=t Что гнутся все, что места нет нигде ™ От ног и рук, голов поникших, спин. с За заступы мои цеплялися колени, I И чувствовал я здесь, что я в толпе один: и В с е х д а в и т т р у д, т ер>п е й ь е и л и з л о б а . . . » . ® Ю Тяжелое зрелище каторжного труда рудничных рабочих вызывает у поэта ш жгучее-негодование: ' ш «И видел я, что пришел лишь видеть, Что я пришел лишь «наблюдать», « Туда, г д е н а д о б н о т е р п е т ь и л и н е н а в и д е т ь , Туда, г д е м а л о с о с т р а д а ть!» Если принять, что здесь изображены не каторжники, а «вольные» рабочие- шахтеры, то надо признать чувство, охватывающее поэта, неосознанным еще в чет- кой форме чувством классовой ненависти. «Стаоая казарма» с полной очевидностью доказывает, на чьей стороне сочув- ствие поэта. Рабочие, посланные ломать стар ую приисковую казарму, восклицают: «— Эх, братцы, поживи с мое; Знакома конура, Живал я в ней... Не все равно? В т а к и х и м ы т е п е р ь,— Поболе, разве что, окно, Да будет шире дверь... Да только в наших конурах, Аль в этой—в с е р а в н о : • Л о м о т а т а ж е ш л а в к о с т я х , Н е б о с ь , ч т о н ы н е , ч т о д а в н о . Н е б о с ь , т а к и м ж е п о т о м з д е с ь М у ж и ч ь я п л а к а л а с п и н а...» Стихи Михеева — это правдивая повесть о положении сибирского приисково- го рабочего, насыщенная горячим чувством протеста против наглой эксплоатации бедняка-пролетария капиталистами. Революционизирующее влияние стихов Михеева на современного ему читателя вряд ли может подлежать сомнению. «Эмоциональная зарядка», какую давал читателю Михеев, оыла, несомненно, революционной зарядкой. 3. Но ярче и полнее всего положение сибирского приискового рабочего отрази- лось в романе Михеева «Золотые россыпи» (печатался в журнале «Артист» в 1893 г., вышел в 1894 Р. отдельным изданием в Москве. Отрывки из романа были напечата- ны в «Сибирском сборнике» за 1891 г., вып. If. В романе—два сюжета, две интриги 1 ). Одна—история молодого художника, совладельца золотого прииска, приехавшего на прииск с художнической целью изобразить на полотне тяжелый труд рабочих. Другой сюжет—история приискате- Третий побочный сюжет—любовная история купеческой дочери Луши Обувало- вой и конюха Дмитрия не имеет непосредственного отношения к основной теме W T романа. 11 i