Сибирские огни, 1930, № 6

•s чтобы в глухую пору реакции 80-х годов выбирать темой стихов такие историче- s ские факты и обрабатывать их с резко выраженной революционной «тенденциозно- s стью». у Очень интересен цикл стихов Михеева, посвященных пребыванию в Сибири m декабристов: «Ряженые», «Князья» и «Друзья шайтана». В стихотворении «Друзья д шайтана» автор попытался изобразить то впечатление, какое произвели декабристы £ на сибирских туземцев—бурят. Начальство уверяет бурят, наряженных конвоировать I- декабристов до места ссылки, что конвоируемые—это «друзья шайтана», продавшие J ему свою душу. Но старый бурят, познакомившись с декабристами и их женами. {2 вдруг с ужа с ом почувствовал, что и он начинает поддаваться таинственному влия- s нию, которое исходит от шайтановых друзей». «С тех пор словно ноет в груди [5 моей рана: едва лишь шайтан поднимает свой стон и мчит, подхватя его, страшная {2 вьюга, я вижу тех женщин, тех бледных людей, в с е бе я боюся шайЛнова друга и о кажется ночь мне страшней и темней...». с Следует отдать должное оригинальности поэта, сумевшего показать декабри- стов в новом, неожиданном освещении и правильно почувствовавшего внутреннюю s связь между борьбою декабристов и борьбой за освобождение сибирского туземца | (независимо от того, насколько верно исторически и психологически такое изобра- ш жение ). " » « '' Целый ряд стихотворений Михеева («Идолы», «Хамархан», «Дочери Мунко», «Песни бурята», «Омороча», «Северный олень») посвящен изображению сибирского rL^ — , л . . Л.Г.ШЛ глт> ш ^ - а и г г л п з и. ев э туземца Большую заслугу поэта составляет то, что он сумел отоити от штампован- на ных приемов старых сибирских поэтов (Бальдауф, Кузьмин, Таскин и др . ) , изобра- £ жавших быт туземцев в условно -романтических тонах. Произведения Михеева не но- I сят узко -«этнографического» характера, хотя во многих из них (например, в «Ха- '• мархане», «Идолах», «Песнях бурята») встречаются подробные описания быта, жи- о лищ костюмов и религиозных верований бурят, тунгусов и якутов. Поэта интересу- м ют не этнографические подробности туземного быта, а те общественные выводы, ка- £ кие можно сделать из знакомства с этим бытом: ^ «Я бедные, грязные вижу толпы, Я целые вижу степные улусы. » Отравлены праздностью нищей их вкусы: Корыстной наживы лазейки—тропы И в дебри проникли; и там поднимают К устам обездоленным дикий дурман. . .» («Хамархан»), «Наезжей кокардой жестоко запуган, Сурово напуган ламой и шаманом, Дешевым презреньем безмолвно поруган, Опоен кабацким дешевым дурманом,_ В безлюдной трущобе зимою забытый, Холодной весною скотом обездолен, Порою голодный, порой полусытый, Порой изувечен, порою и болен И в тяжкой болезни, как овцы и кони, В предчувствии смерти к мук,—бессловесен, Средь дыма и сырости, грязи и вони— Поет он без ладу, поет он б е з песен. . .». («Песни бурята»), Михеев бесконечно чужд малейшей идеализации быта туземцев. Он ясно ви- дит все убоже ство и отсталость этого быта. Но так же ясно он видит, что привело туземца к такому печальному положению. Это прозрение поэт вкладывает и в своих «героев» из туземцев. Тунгусы, видя приближающийся пароход, загораются гневом и страхом: «В их глазках косых блеснуло недоброе пламя» (стих. «Оморо- ча»). Тунгусы понимают, что пароход несет им водку, а с 4 н е й разорение и гибель, но не находят в себе сил противиться гибельному искушению: «И в жадности гну- лась все ниже спина у слабых, дрожащих людишек, и гневная рябь не покинула вод, и гневно туманились горы, и шел—приближался, как царь, пароход, и ждали—томи- лись догоры». Пароход, везущий купцов с водкой, разрастается в изображении поэ- та до размеров символа русского торгового империализма, который властвует над покоренной и приниженной туземною Сибирью. Ни один сибирский поэт — совре- менник Михеева не выступал так резко на защиту угнетенного туземца, и сочувст- венное изображение страданий туземных народностей Сибири составляет несомнен- ную заслугу этого поэта-революционера. Далеко не всегда Михеев изображал сибирского туземца пьяным, слабым и вымирающим существом. Якут, по словам поэта, «слаб и узок в плечах, но таит и ум, и твердость, и терпение в очах». («Северный олень»). Очень симпатичная фигу- ра бурята выведена в «Хамархане». В стихах, посвященных туземцам, сквозит яв- ная уверенность в неизбежном пробуждении дремлющих сил туземной культуры