Сибирские огни, 1930, № 5

Стальные ножи рельс не напрасно распороли степь. Там, где плескалась бирю- зовая вода степных миражей,—там заструится темный дым заводов. Корпуса городских домов встанут над знойными песками, и прохладная листва бульваров залепечет там, где неповоротливо ползают закованные в панцырь черепахи. 4. Б а й г а Под колесами поезда звенят рельсы, уложенные двенадцать дней назад. До Айна-Булака осталось 25 клм. Мы стоим у раскрытых окон. Жара и бурая пыль вливаются в вагоны. Бурая степь лежит по обе стороны от невысокой насыпи, на которой ярко желтеют новенькие шпалы. Мы смотрим вперед. Там, в синеющей дали встали высокие горы, разрезанные ущельем Огуз-Окурген. Завтра в ущелье Огуз-Окурген сомкнётся стальной путь и средняя Азия встанет бок о бок с Сибирью. Мысль о том, что мы будем свидетелями этого события, наполняет нас гордостью. Семьсот семьдесят седьмой километр. Мы прочитываем цифру 777 на узкой дощечке, прикрепленной к невысокому шесту. Совсем недавно укладочники водрузили этот шест и тут же ринулись вперед, чтобы скорее пройти следующий километр. Рельсы, пески, выжженная с'гепь. На семьсот восемьдесят первом километре нас встречают конные казаки. Молодые всадники, скуластые а загорелые, проскакали вдоль наших вагонов, за- глядывая в окна! Седобородые старцы стейенно проследовали за ними. Они не торопи- лись. Они ехали вровень с вагонами. Так было до тех пор, пока проводник не сорвал фуражку и не закричал звучным и озорным голосом: — Байга, байга! Состязание—байга—казаков с поездом на Турксибе Казаки услышали вызов и, переглянувшись, враз склонились к седлам. Низко- рослые кони распластались в воздухе и пропали в пыльных облаках. Мои соседи стали неузнаваемы. Рыжий шахтер рассеянно мял финку, которую он бережно вез из Кеме- рова, Бийский выдвиженец,—сдержанный и корректный моряк.—возбужденно побле- скивал глазами.