Сибирские огни, 1930, № 5

g Он был зол на себя. Ему было тягостно. Он чувствовал, что поступает не так, 3 как нужно, что стоит на ложном пути. Но остановиться, вернуться, не идти дальше он не мог. ' § — Я не могу! — вслух, с горечью сказал он. И безмолвный вечер подхватил § этот возглас и спрятал в себе. I ш. а. § Вечера стали длинные и холодные. В саду по вечерам веяло стужей и сыростью. 0 На открытой веранде, где раскидывалась библиотека-читальня, люди зябли и мечтали о тепле и уюте. Тогда решено было закрыть, наконец, летний сезон и перенести клуб- Л ную работу в постоянное зимнее помещение. g Клуб был просторный, веселый, с большим зрительным залом, с рядом комнат, | где собирались и работали различные кружки. Библиотекарь угнездился на привычное £ старое место, разложил по длинным столам газеты и журналы и вообразил, что уже S пришла зима с бесконечными вечерами, с озорствующей за окнами пургою, с шумом 2 во всех углах клуба, с плеском и звоном репетиций, спевок, собраний. £ Но солнце еще не сдавалось. Солнце в полдень жгло еще щедро и яростно. Днем . трепетали еще последние ласки лета. Последнюю ласку проливал на землю, на сжатые s пашни, на скошенные луга, на побуревшую тайгу тихий, притаившийся сентябрь. И от последней солнечной ласки в полдень над землею курилось легкое марево, вода в реке и в пруду всплескивала и играла искрами, уличная пыль дымилась жарко и густо. Фабричные дымы уползали глубоко в бесцветное высокое небо. Земля вокруг фабрики ссохлась и легко рассыпалась мелкою пылью, тончайшим прахом. Повозки вздымали густые облака этой пыли. Она вспыхивала и кружилась под ногами пешехо- дов. Она носилась над грудами битой посуды, над штабелями ящиков, над рухлядью, завалившей фабричные дворы. Она лезла в каждую щель, в каждую дыру. Окутанная облаком этой пыли, выезжала со двора легкая пролетка, увозившая в город приезжую партийку. Андрей Фомич с верхней ступеньки крыльца махнул рукою от'езжающей и вернулся к себе. Два дня назад уехал инженер Вологодский, теперь эта женщина. На фабрике оставались Никулин, художник, и профсоюзный работник. Профсоюзник был недавно введен в фабком и теперь председательствовал вместо Савельева. Савельев возвратил- ся на производство, в гончарный цех. Андрей Фомич видел его в тот день, когда он впервые после фабкомовской работы встал у гончарного круга и раздраженно, с пугли- вым стыдом хватил первый ком сырой глины. Встретив внимательный взгляд директо- ра, он досадливо тряхнул головою, но быстро оправился, улыбнулся и почти добро- душно крикнул: — Отвык малость! — Привыкнешь!—весело успокоил его Андрей Фомич. — Как не привыкнуть? Конечно, привыкну! Вспомнив об этом, Андрей Фомич прошелся по комнате, заглянул на этажерку, остановился возле стола и задумался. Он зачем-то пришел сюда, он что-то искал. Но посторонние мысли сбили его, и он забыл, что ему нужно. На столе, рядом со стопкой книг, валялись бумажные мешочки с сахаром, с ка- кою-то снедью. На столе стояла жестянка с конфектамп. Андрей Фомич взял ее в руки. Улыбка залила его лицо. Веселая, радостная, неудержимая улыбка. Вчера вечером раскрыл он эту жестянку и пододвинул своей гостье, которая не- уверенно присела на край стула и исподлобья оглядывала комнату. Вчера вечером при- шла к нему Федосья, была его гостьей. II они вместе ели крепкие, похрустывающие конфекты, беря их из этой жестянки. И пальцы их встречались. И, встретившись, цеп- ко и шаловливо касались: его шершавые и грубые и горячие пальцы к ее мягким, тон- ким, вздрагивающим. Федосья пришла вчера не сразу. Она долго колебалась. Андрей Фомич несколько раз встречался до этого с нею украдкою. Несколько раз твердил: — Нам бы поговорить надо... По душам. У меня бы.