Сибирские огни, 1930, № 5

s Когда толпа, и вместе с нею Поликанов, добежала до первых фабричных корпу- £ сов и рассыпалась среди ящиков, бочек и груды испорченного, забракованного товара, Э все, наконец, поняли, что горит на постройке. Оттуда, где молодо и весело вздымались з* новые стены и устремлялась ввысь стройная труба, прорывались сквозь багровые и о черные лоскутья дыма языки пламени; там шипело и потрескивало; там жадно и ли- о кующе орудовал огонь. о Толпа ринулась быстрее и яростней вперед. Яростней и быстрее побежал и Па- ^ вел Николаевич. в Впереди открылся об'ятый пламенем деревянный барак, в котором хранились ° строительные материалы. Возле пылающего барака возились пожарные, работала ма- Ц шина, вздымались вверх лестницы, поблескивали в красном свете пожара медные ка- © ски. Вода с шипеньем и плеском в'едалась в пламя, и дым, мешаясь с паром, упруго ^ взлетал к смутно озаренному небу. Рабочие дружно качали воду, лезли вместе с по- I жарными по лестницам на охваченную огнем крышу, рубили, растаскивали обуглив- % шиеся, дымящиеся доски и балки. Андрей Фомич, злой и мятежный, был в самой гуще Q пожара. Он хриплым голосом отдавал распоряжения, руководил тушением пожара, уп- £ рямо и жадно лез с топором к самому пламени. Озаренное пожаром лицо его было ис- 2 тупленно и грозно. Грозен и свиреп был его голос, покрывавший шум огня, шум воды, о шум толпы. Павел Николаевич выхватил у какого-то парня из рук топор и тоже бросился к горящему бараку. И очутился рядом с Андреем Фомичем. Директор мимоходом взгля- нул на него воспаленными глазами и крикнул: — Не лезь!.. К машине! Качай!.. Не лезь сюда! Но, не слушая его, Павел Николаевич полез вперед, добрался до лестницы и вска- рабкался на первые ступени. Лестница шаталась под ним, дым окутывал его со всех сторон, вырывающееся из щелей пламя дышало на него зноем, обжигало. У Поликано- ва, несмотря на привычку к жару горна, закружилась голова. Но, собрав силы, он пре- одолел слабость и полез выше. Снизу ему кричали, его останавливали. На него направи- ли струю воды. Он передохнул и поднялся вверх еще на несколько ступенек. Андрей Фомич бросился к лестнице и свирепо прокричал: — Да куды ты?! Слазь, говорят! Без тебя управятся! Поликанов не останавливался и, сам не зная—почему, лез все выше и выше. Ему казалось в то мгновенье, что добраться до крыши, до пылающей крыши он должен во что бы то ни стало, что от этого зависит многое и что сделать это может только он один. Вот еще несколько узких перекладин зыбкой лестницы, еще несколько шагов—и он, достигнув цели, вгрызется топором в обугливающиеся доски, вгрызется и поборет- ся с озорным, глумливым пламенем. И не слушая испуганных и гневных предостере- жений, не обращая внимания на крики, несущиеся снизу, Павел Николаевич унрямо карабкался, добивался своего. Но выпал такой миг, когда в голове у старика замути- лось, ноги потеряли твердую опору, он взмахнул топором, вскинул свободную руку, которую обожгло падавшей сверху головней,—и, больше удивляясь чему-то, чем пу- гаясь неизбежного и рокового, он вяло скользнул с лестницы и полетел с двухсаженной высоты. И падая, остро и здраво, с мимолетной, бесследной горечью успел подумать Павел Николаевич: — Расшибусь!.. Конец!.. Но он не расшибся. Его успели подхватить. В полуобморочном состоянии, он ударился головою о лестницу,—его унесли подальше от пожара. И Федосья, протис- нувшись сквозь окружающую его толпу, припала встревоженно к нему, со слезами в голосе крикнула: — Папа?! Ты что же это? Павел Николаевич приоткрыл глаза и, морщась от боли, переломил запекшиеся губы беспомощной усмешкою. — Оплошал... Сгорячился... Домой бы меня, Феня. Федосья охватила голову отца и нежно положила ее себе на колени. — Товарищи, лошадь надо!—попросила она. — Повезу домой.