Сибирские огни, 1930, № 5

— Разоренье! Чистое разорение!.. Слышь, Евграф Тимофеич, а с хлебом-то по- думать надо! Опосля поздно будет. — Экий ты беспокойный!—недовольно заметил Евграф Тимофеич.—Середь де- ревни об чем толкуешь!.. Ладно ли этак-то? — Да я...—начал было оправдываться Афанасий Мироныч, но замолчал. — Ладно ли?—повторил сосед.—Знаешь, ведь, наших мужиков. Услышат, а потом нивесть что наплетут! — Я понимаю... Молчу!—смиренно согласился Афанасий Мироныч.—Молчу! Сосед выкурил трубку и, попрощавшись, пошел домой. Афанасий Мироныч тихо сказал ему напоследок - . — Заходи на неделе, Евграф Тимофеевич, поговорим! Зайдешь? — Зайду! Афанасий Мироныч вошел к себе во двор и заложил ворота. П. Алексей Михайлович утренней порою ехал мимо высокобугорских пашен на руд- ник. Легкий ходок весело подпрыгивал по неровной дороге и оставлял за собою густое облако пыли. Кучерил молодой рабочий из поторжного цеха. Намотав вожжи на руки, он легонько нахлестывал сытую лошадь и порою, округляя глаза, в дурашливой яросги кричал: : — Но-о, падла! Шевели подставками!., шевели! Падла подхватывала и несла во всю прыть, ходок побрасывало во все стороны, Карпов морщился и недовольно останавливал прыткого кучера: — Будет... Оставь! — Я, Лексей Михайлыч, шибко люблю скорую езду! Меня бы в кучера на-сов- сем перевели, я бы показал настоящий фасон! — Угробил бы кого-нибудь!—усмехнулся Алексей Михайлович. Дорога пролегала извилисто по холмам. Пашни желтели жнивьем. Прямыми ряда- ми стояли хлебные суслоны. По жнивью скакали вороны, взлетая при приближении повозки. Над жнивьем плавали в прозрачном и гулком воздухе сверкающие паутинки. Над жнивьем в белом небе тянулись редкие облака. — Уродило нонче хорошо!—поглядев на сжатые хлеба, сказал кучер.—Будем нонче с хлебом! — Спрячут...—выдавил из себя Карпов. — Не без этого!—обрадовался парень.—На это они мастера! В прошлом годе попрятали, а потом на базарах продавали по несусветным ценам. Обираловка была, страсть! - Карпов ничего не ответил. Кучер прикрикнул на лошадь и лихо скатил с бугра. По дороге, кроясь в бурой тяжелой пыди, навстречу ехала крестьяне. Они виде- ли издали ходов Карпова и не останавливались. Они ехали прямо, и видно было, что они ждут, чтоб фабричная лошадь с инженером свернула с дорога и очистила им путь. Ку- чер перегнулся к ним и сердито закричал: — Чего порожняком не сворачиваете? — Свернешь сам!—равнодушно ответил крестьянин, сидевший на передней те- леге.—Ишь ты, какой сытый! Об'едешь, не убудет тебя! — Не убудет!?—возмутился кучер.—А я ходок из-за вас ломать стану!? Черти! — Об'езжай!—приказал, недовольно морщась, Карпов. Когда разминулись со встречными, кучер сокрушительно покачал головою: — Злобятся мужики! Отчего бы это? Если считать сподряд, так не менее поло- вины деревни на фабрике робит, а они шипят. Все норовят прпжать да урвать с фаб- рики да с фабришных! Карпов молчал. Парень вздохнул, нахлобучил изжеванную, пыльную кепку на са- мые брови и крикнул на лошадь. Впереди показался бревенчатый сруб, избенка. Злая собака рванулась навстречу приезжим и залилась хриплым яростным лаем.