Сибирские огни, 1930, № 4

Киреев, поговорив с художником, возвратился к ученикам. Ребята замолчали. gj Никулин направился к столам расписчиков. По дороге его перехватил мастер, за- 3 ведующий цехом. =г — Очень рад! Очень рад!—весело встретил он художника.—Давно нам обещали в иодмогу, так сказать, прислать! Ну, наконец-то! g У мастера голос был ласковый, лицо светилось радушием и приветливостью. Но о паза щурились, и нельзя было заглянуть в них и подметить их настоящий блеск. g < Располагайтесь тут! хозяйничайте!—продолжал он оживленно и радостно.- А я уж в сторонке, в сТоронке! _ — Почему?—удивился Никулин.—Мое дело определенное: я, ведь, молодежь обучать буду, инструктировать. ё < — Ну да! ну да! Я, конечно, понимаю. Инструкции, наблюдение, нятос-деся- g тое!.. Все превосходно и вполне понимаю. Двадцать восемь лет я здесь работаю! | Двадцать восемь!.. Ясно, что устарел! изработался! Нужно давать дорогу новым, мо- с лодым!.. ш Мастер соскочил с ласкового, благодушного тона; голос его взвизгнул, щеки за- 2 дрожали. Никулин вытащил трубку из бокового кармана, сунул ее в рот, но, вспомнив § о запрете, опять положил в карман. Вытянув губы трубочкой и, подняв брови, он не- довольно и обиженно перебил мастера: — Бросьте! Чепуха!.. Чистейшая чепуха! Правильнейшим русским языком го- ворю вам: никого я сюда не приехал заменять и вытеснять! Никого! — Всегда так говорится...—глухо пробормотал мастер.—Всегда. А потом выхо- дит все как по маслу... — Чудак у вас мастер в расписном, Черепахин этот самый,—говорил попозже в этот день Никулин директору,—Принял меня странно. Боится, как бы я не сшиб его с заведыванья цехом... Андрей Фомич рассмеялся. — Старой выучки человек! Но, скажу вам, ценнейший работник! Знает секреты красок! Тонкий мужик. Мы сколько лет без заграничных красок обходимся, и все по его милости! А что чудак,—это верно!.. • — Секреты?—Никулин подымил трубкой, задумался и усмехнулся. В несколько дней Никулин познакомился со всем цехом. Он принес ученикам эскизы новых рисунков, показал несколько несложных, но удачных приемов работы. Он получил от Черепахина запас красок и стал расписывать сам несколько больших чашек. Ученики с интересом следили за его работой. В обед к его столу подошли рас- писчики, окружили неоконченную росписью чашку, поглядели, полюбовались молча на смелый яркий рисунок. Помолчали и ушли. Оглядела рисунок Никулина и Евтихиева. — Нравится?—спросил ее, заметив нескрываемое удовольствие в глазах жен- щины, художник, вытирая руки и оправляя на себе рабочую блузу. — Хороший рисунок!—серьезно и просто сказала Евтихиева.—Простой, а ка- кой замечательный! Никулин широко улыбнулся. — Обычно, как-раз замечательно и хорошо именно то, что просто! — Да...—кивком головы согласилась Евтихиева.—Вот только таким он выйдет носле обжига? — Таким же, как сейчас!—уверенно заявил Никулин. Евтихиева призадумалась. Несколько мгновений она простояла в нерешительно- сти. Хотела что-то сказать, но не сказала. Потом ушла. Никулин закончил свою пробную роспись к вечеру. С утра несколько вещей, им расписанных, были унесены в муфельную печь и поставлены вместе с другой посудой для окончательного обжига. Мастер Черепахин не касался к тому, что делал художник. Черепахин был по горло занят своею обычною работою и даже не глядел в ту сторону, где возился с красками Никулин. У Черепахина был сосредоточенный вид. Он ходил важно по цеху, отдавал распоряжения, вступал в деловые разговоры с рабочими и уходил к своему стелу, где разбирался в каких-то записях и расчетах.