Сибирские огни, 1930, № 4

движно. Молчала вода, медленно, с еле заметным плеском и шелестом протекая через g затопленные сооружения. Недвижны были колеса. Погасли огни в сараях, в неуклю- Э жих громоздких зданиях, где раньше всегда, круглые сутки, глухо ворчали жернова,' =г тупо стучали песты в толчеях и скрипели, растирая породу, волокуши. « Поликанов вздохнул, что-то поворчал себе под нос и пошел дальше. g У своих ворот он столкнулся с Федосьей. Девушка посторонилась у калтики, да- о вая дорогу отцу. § — Откуда ты? — осведомился старик. | — У подруги была. 0 — У подруга!.. Чего по грязи хвосты трепан»?.. Сидела бы дома... Дома, говорю, < сидела бы... ® Железное кольцо калитки тоненько и жалобно звякнуло, калитка заскрипела, g Поликанов вошел в свой двор. Федосья молча прошла за ним. На крыльце старик долго оттаптывал грязь с сапог и девушка стояла сзади него. £ не решаясь пройти первой в дом. ц В доме было тихо и светло. Пахло свежим хлебом,, и скипидаром. Мать рылась в 2 сундуке, перекладывая какие-то тряпки. Парнишка сидел за столом, наклоняя ко]ютко § остриженную голову над книжкой. Электрическая лампочка обрызгивала эту голову красноватым золотом, и густая короткая тень от нее ложилась на край стола. Взглянув на сынишку, Поликанов что-то вспомнил и раздраженно сказал: — Чего полуночничаешь? Спать тебе пора... Спать!.. — Да рано еще... — огорченно попросился Кешка. — Я вот дочитаю... Инте- ресно очень... — Интересно!.. — фыркнул Поликанов. — Глупые, ерундовые книжки чита- ешь... Ступай спать!.. Парнишка нерешительно встал из-за стола и захлопнул книгу. Глаза его по- краснели, но он сдержался и сердито посмотрел на отца. Федосья перехватила его гнев- ный и обиженный взгляд и одобрительно улыбнулась ему. У Кешки дрогнули губы, он нахмурился, засопел, но сразу же неожиданно просветлел и заулыбался. Старик уселся на лавку в кухне и, кряхтя, стал разуваться. — Кешка! — позвала мать. — Ступай, помоги отцу.* -— Не надо!.. — отказался Поликанов. — Его, вишь, за это ешо из отряда чертовского прогонют... Сам справлюсь... У их, ты знаешь, в отряде против родитель- ского уважения приучают... —* Совсем этому не учат!.. — рассердился Кешка, и в голосе его зазвенела обида. — У нас в отряде... — Ну ты, кикимора, молчи... — Оставь, Павел Николаич, не трожь ты его, ради бога... — Сопляк он... — вздохнул Поликанов, разматывая портянки. Распущен... II ты ему потатчица... Ту, дуру, распустила... Шляется, дома не сидит. Беда мне с вами... Старик долго ворчал и все не мог успокоиться. Федосья ушла в свою комнатку и там затихла; Кешка постлал себе постель на широком громоздком сундуке, свернулся калачиком и, зажмурив глаза, приготовился уснуть. А Поликанов шлепал босыми но- гами по чисто вымытому полу и упорно думал о чем-то. Беспокойные мысли лезли ему в голову. Он вспоминал о том, что было на произ- водственном совещании, о своей краткой беседе с директором, о затопленной плотине. Его беспокоили новые, недавно лишь охватившие его сомнения. Он злился на кого-то и на самого себя за эти сомнения, он внутренне, безмолвно бушевал и спорил против них. Какая-то доля уверенности его, прежней непоколебимой уверенности в то, что все новое бесполезно и глупо и что хорошо, прочно и налажено только старое, существую- щее издавна, поколебалась в нем, дрогнула. — «В сам деле — думал он — здорово обветшала фабрика... Очень просто— могут самым форменным порядком даже стены рухнуть... Поправлять надо... ремонт сделать»... х Он остановился и бесцельно потрогал кружевную скатерку на круглом угловичке.