Сибирские огни, 1930, № 4

Осунувшееся лицо его было измучено, под глазами лежали темные круги. — Ъились мы, бились—и* все понапрасну.... — Старое барахло!..—с гневным презрением сказал Широких. — Гнилье... Этак в один прекрасный день, не успеем оглянуться, и, стены повалятся нам на голо- ву... Ну, докладывайте, что и как!.. Карпов обстоятельно и торопливо стал рассказывать. Он рассказал о том, как шел дождь, как замечено было, что с плотиной неладно, как он снял откуда можно было ра- бочих и поставил к плотине; как бились, борясь с водой, и как, в конце концов, вода одолела все усилия, прорвала плотину, залила колеса и остановила целый цех. — Измучились мы тут все, а толку никакого!— уныло закончил он.—Теперь ме- сяца полтора сырьевой цех будет стоять. Несчастье!.. Андрей Фомич вылез из-за стола и стал ходить по кабинету. Шаги у Андрея Фо- мича были большие, а кабинет маленький, и выходило, что он мечется в клетке, топчет- ся почти на одном месте и не может уйти. — Да, беда!..—не останавливаясь, подтвердил он. — Забузят теперь в центре. Намылят нам шею, здорово намылят, Дексей Михайлович!.. Он вспомнил откровенное и прямое заявление Вавилова накануне от'езда его в Москву на широком обсуждении плана переоборудования фабрики: «Я предетавлю, то- варищи, в центр доклад о том, что фабрика нуждается всего лишь в небольшом ремон- те, в замене некоторых изношенных частей новыми. А против всего остального буду выступать с материалом в руках, по совести, против»... Он остановился перед Карповым и широко улыбнулся: — А мне и так намылили, больше некуда... Под суд хотели отдавать... Шум, грохот у нас на совещаньи стоял несусветимый... По трестовской линии пилили-пилили меня, а потом еще пуще но партейной... Совсем, думал я, с'едят, на-прочь, без остат- ку... Одначе...—Андрей Фомич улыбнулся еще шире, еще светлее,—одначе,- оставили живого.... Да то надо сказать: я, ведь, сам с усам... Мне слово, а я два,. Я свою право- ту прекрасно понимаю. У "меня данные, Лексей Михайлович... данные! А против них не пойдешь... Ну, короче сказать, строить нам позволяют!.. — Ну, наконец-то!—вспыхнул Карпов и сразу же овекся.—А эта катастрофа с плотиной, она, Андрей Фомич, нам не изгадит всего дела? — Нет...—решительно ответил Широких.—Не изгадит... Да, погоди, постой, Лексей Михайлович, мы об этом обо всем попозже подробно потолкуем. А теперь вот за- бирай кой-какие бумаги да айда на плотину, на фабрику. Будем глядеть. Отобрав из выложенной из портфеля кучки стопку бумаг, Широких сунул ее Кар- пову и пошел из кабинета. На ходу, словно вспомнив об этом только теперь, он об'я- вил: — Людей нам обещали послать... Работников... Нам на усиление... На той не- деле прибудут... На улице, куда они оба вышли, было сыро. Небо, обложенное редкими, ползшими зыбко и переменчиво, как дым, облаками лежало низко над крышами и хмурилось. Ши- рокие лужи тянулись от стены к стене. Грязь жирно и громко чавкала под ногами. Дым из фабричных труб медленно стлался книзу, к самой земле. Пруд вздулся и мутная вода его выплеснулась через высокие берега. Высокая, мутная вода залила плотину, снесла мостки и медленно текла в Белую. Широких обошел плотину, перебрался в полутемные сараи, где сиротливо и за- брошенно стояли молчаливые и неподвижные теперь волокуши и толчеи, где останови- лись громадные колеса и куда жидкой грязью просочилась дурившая, проказливая вода. — Дела!..—протянул Андрей Фомич и пошел дальше. Фабричный двор весь залит был глинистой непролазной грязью. От корпуса к корпусу пробираться можно было только по наспех проложенным дощатым мосткам. Фабричные стены, обрызганные, ополоснутые дождями, были неприглядны и неряшли- вы. Окна глядели подслеповато и тускло. — Красота!—усмехнулся зло Широких и выругался.