Сибирские огни, 1930, № 4

ша. н< а. Ьш S с; :S Ох e<t С< т эх ' S У о №< а. а скупо отмечает профессиональный признак: служащий, рабочий, начальник стан- ции, химик, лаборант и т. д. Поэтому охват понятия «рабочий класс» у Ампа^ раз- двигается против всех его предшественников, так как включает еще и целый ряд других групп и прослоек, которые по существу и должны быть отнесены к пролета- риату. По произведениям этого писателя читатель составляет себе то формальное представление о рабочем классе, которое играет далеко не последнюю роль для оп- ределения понятия. Но и рабочему движению в его специфических выявлениях Амп уделяет место в своих произведениях. Жизнь диктует свои требования и они охваты- вают организованные вокруг машин и производств массы, поднимая их на борьбу и отпор надвигающемуся насилию. Так, совершенно по-новому описана забастовка железнодорожников в романе «Рельсы». Стачки рабочих давно сделались главным козырем в руках романистов, писавших о рабочих, но в огромную симфонию этой темы Амп сумел внести свои ноты и свои ритмы. Но на этом же материале обна- руживается и сущность психоидеологии Ампа. Он—синдикалист по убеждениям и интеллигент по образу мышления. В силу этого его трудно причислить к пролетар- ским писателям, отражающим классовые особенности жизни, быта, психики и-стрем- лений пролетариата. Характерно, что принципиальный вопрос d решающей роли пролетариата в идеальном строе будущего уже больще не возбуждает разногласий, и все авторы схо- дятся на том, что именно трудящиеся будут хозяевами созданной ими культуры. Разногласия вызывает другой вопрос: потребует ли будущий строй общества со- циальной революции или обойдется без нее, и какую роль будут играть усовершен- ствованные машины в грядущем обществе. Г. Д. Уэллс, один из самых богатых фантазией утопистов, упорно настаивает на идеальной машинизации всех процессов в жизни в будущем, но не отводит до- минирующей роли пролетариату, как классу. В романе «Спящий просыпается» со- циальная революция происходит на последних страницах, и проспавший двести лет Грэхем не только принимает в ней самое деятельное участие, но и гибнет при этом В другом романе «Люди-боги» Уэллс допускает существование социалистического строя через три тысячи лет, но видит его не результатом победы пролетариата, а скорее конечным этапом эволюции, приведшей к своеобразному «социализму гиль- дий». Этот неисправимый фабианец и «социалист» в кавычках никак не хочет приз- нать учения Маркса о борьбе классов. Зато по вопросу о значении механической культуры в будущем строе он вполне стоит на почве признания самых немыслимых технических усовершенствований и тем самым резко отличается от Вильяма Мор- риса, который отрицает «бездушную» механизацию процессов жизнии в будущем, но не отрицает роли пролетариата в социалистическом строе. Вряд ли нужно напоминать читателям всем знакомые утопии Беллами, Блэч- форда, Кабэ и более древние до Томаса Мора включительно, но о новейших, осно- ванных на материалистической социологии, сказать несколько слов необходимо. Как Эптон Синклер («2000-ый год»), так и Джек Лондон («Сон Дебса» и др.) основывают свои представления о будущем строе общества на победе пролетариата в результа- те упорной классовой борьбы. Однако, они полагают, что победа социалистической революции будет достигнута не общим напряжением всего класса рабочих, а благо- даря активности группы вождей или даже волею одного из них. В этом скрывается недооценка, свойственная индивидуалистически настроенным интеллигентам, основ- ной сущности процесса классовой борьбы. В романе Александра Барта «Чудесная история» правильная по существу концепция социальных отношений в период пере- хода власти от буржуазии к пролетариату несколько замутнена тем, что события излагаются'в преломлении сообщений буржуазного репортера Вильяма Кукэнди. Кроме того, на этом романе слишком заметен отпечаток событий нашей революции, являющейся не конечным, а исходным пунктом строительства социализма. То, что у нас только творится, у Барта уже сотворилось. Империалистическая война всколыхнула до самого дна болото отстоявш-.йся было буржуазной жизни Европы и выдвинула на главный план социальных интере- сов проблему непримиримости классовых противоречий. Если еще в начале войны ревизионисты и примиренцы всех толков могли подыскивать успокоительные осно- вания для своих взглядов, то, по мере втягивания в ее кровавое колесо самых широ- ких масс крестьянства и пролетариата, надежд на «мирный» исход бойни оставалось все меньше. Даже неисправимые оптимисты начали понимать, что совместное уча- стие такого огромного количества «народа», классово враждебного правящим вер- хам, не может разрешиться «ничем», и уж не «гром победы» звучал в ушах, а гроз- ные раскаты надвигавшихся революционных бурь. Художественная литература в периоды войны всегда является об'ектом особо бдительного наблюдения со стороны правящего класса. Немудрено поэтому, что она в течение первых лет империалистической бойни была под особым надзором цензу- ры и пробавлялась «ура-патриотической» лирикой и пошлыми потугами на создание «героической эпопеи» из подвигов «нашего доблестного воинства»... Первый, кто нарушил этот непереносный вой подхалимов, был Анри Барбюс, бросивший свою