Сибирские огни, 1930, № 2

II. Человеческий триер По обеим сторонам мелководной Ельки, но заснеженным дорогам, но тропочкам, мимо дедовских прясел, мимо старенькой бани «по-черному», пробегают торопливо люди. Бородачи идут степенно, тяжело переворачивая народившуюся новь, бабы стекаются в кучки, идут кудахтая над диковинкой: «Как будто все такое же, а ничего узнать нельзя». Последняя черта, у которой сходятся, — сельсовет. Вот он историче- ский сельсовет, этот человеческий триер, где отсортировываются люди на годных и непригодных. И людей в совете собралось, как зерен в мешке. Каждый квадрат пола утрам- бован ногами. Стоят неподвижно, уперлись поднятыми руками в плечи передних рядов. Все как одно изваяние из серого камня. Общий стремительный наклои впе- ред — в одну точку, где председатель, где столик секретаря с ворохом мужицких заявлений — грамотных, безграмотных, лживых, искренних. Важный момент отбора лучших, тех, кто будет способствовать росту колхоза, и момент отсева кулаков, под- кулачников, шептунов и лентяев. П р е д с е д а т е л ь : — Товарищи, просится в колхоз Петра Додонов, выска- зывайтесь. Г о л о с а : — Додонова принять можно. Хозяйственный, работящий, ие шептун. О д и н г о л о с : — А старики Додоновы тоже идут или нет? П р е д с е д а т е л ь : — Нет. Только сын с бабой своей. Г о л о с а : — Почему такому старик не пишется? Тут не спроста. Сам Додо- нов здесь — пусть скажет. Из средины толпы на ципки поднимается старик Додонов. Седенькая бородка метет на все стороны, убеждает: — Как мне, значит, 62 года и старухе столько же, и жить нам какой-нибудь год, — так желаем прожить по-старому. Г о л о с а : — Так не иди, никто не неволит. Поднимается шум, разноречие. Председатель восстанавливает порядок. Дает слово желающему в порядке очереди. Б е д н я к : —Ст арик Додонов не пишется в колхоз потому, что хотит он иму- щество при себе сохранить. Придет к ним оценочная комиссия и будут Додоновы добрые вещи на стариков записывать, а барахлянные вместе с Пегрой в колхоз пой- дут. Если в колхоз — так пусть всей семьей пишутся. А так — отказать надо. Старик Додонов опустился, в бороду прячется: раскусили хитрость его тайную, которую ои только жене да подушке доверял, раскусили, — дошлый парод! Взял слово Петр Додонов, поднялся возмущенный: — Товарищи, что вы меня с отцом в один узел вяжете? Сами меня одобрили, сами же мне рогатки ставите. Куда это годно? На колхоз, товарищи, я так смотрю — тут мне и дом и отец, потому что, — Петр повысил голос и решительно отчеканил,— от отца я отказываюсь, товарищи. Грохнул и тишина заговорила. Сцеплялись глазами, женщины головами за- вертели, точками зажигались на лицах недоумение, испуг, неосознанный восторг перед смелым разрывом. Одна седая старуха выронила: оть деточки пошли! — Отказываюсь,—продолжал Додонов,—потому что сейчас надо к одному берегу приставать, а отец мой по мыслям своим пока к кулацкому берегу ближе стоит. С такими мыслями в колхоз идти не годится. Молодежный угол не выдержал, прорвался, захлопали по городскому в ладоши. — А что касаемо раздела, — чеканил Петр, — так на то и оценочная ко- миссия. Пусть делят пополам или как полагается, и все. Какой разговор! Петр Додонов прошел в члены колхоза без возражнеий. Митька рядом с ним у стены стоял, устал и сейчас плечом к Додонову товарищески привалился, —• свои значит. Разбор заявлений продолжался.