Сибирские огни, 1930, № 2

детской мебелью, с яркими, веселыми и смешными картинками на стенах, с кучею за- бавных мишек, мячей и другой драгоценной незаменимой детской рухлядью. Ясли выросли после напряженной борьбы, после долгих споров и попреков. Спо- рили о том: куда лучше употребить деньги, поступившие в фонд улучшения быта. Эти деньги каждый хотел употребить по-своему. И когда женщины потребовали, чтоб были устроены ясли, им был дан сначала решительный и резкий отпор: — Жили без всяких затей.... Ничего, справлялись с ребятишками дома!.. — Это для каких-нибудь бездомовых, безмужних баб, для девок, которые брю- ха нагуливают крадучи—ясли эти самые!.. — Есть другие надобности... Лучше несколько лишних мест в кулорте купить, рабочих людей, которые нуждаются, подремонтировать... Но женщины проявили настойчивость. Их увлекла за собою женотделка Евти- хиева, лучшая работница расписного цеха. — Бросьте глупости городить!—напустилась она на противников яслей.—Вы с ребятишками не водились. Вы этой сладости не знаете, ну, и нечего соваться... При- выкли, чтобы женщина и на кухне возилась, и за ребятами подтирала, и пьяных вас вытрезвляла... А мы думаем по-новому жизнь строить... Верно, женщины?!.. Женщины дружно поддержали ее. Профработники встали на их сторону. В заво- доуправлении выяснили вопрос о месте, о лесных материалах, о рабочей силе. К осени помещение под ясли было вчерне готово. А зимою, к Октябрьской годовщине, в доме уже запищали ребятишки и матери ходили смотреть, как они возятся в чистых, весе- лых комнатах, подчиняя себе дежуривших женщин и деспотически требуя для себя все их внимание. В первое время в ясли понесли своих детей девушки-матери. Этот новый дом, приветливо сверкавший новым желтым деревом своих стен, привлек к себе прежде все- го тех матерей, дета которых явились для них тяжелым и неожиданным -бременем. Для этих ясли явились прямо благодеянием. И когда такие матери в первый раз нереши- тельно пришли сюда и положили своих ребятишек в чистенькие, сверкавшие белизною кроватки, когда они увидели, что их ребятишками весело и любовно занялись няньки яслей,—они облегченно вздохнули и почувствовали, что не все еще так плохо и без- выходно, как им казалось. Свою четырехмесячную девчурку принесла сюда и глазуровщица Надя, та ис- худалая, нервная девушка, которая однажды вмешалась во время работы в шутливый разговор об ухаживании Карпова за Федосьей. С недоверчивой, сердитой усмешкой посадила она своего ребенка в кроватку, которую указала ей нянька, и исподлобья поглядела на ряд беленьких стульчиков, на низкий стол, на разбросанные по чистому, свежеокрашенному полу игрушки. — Обижать ее тут не станут?—хмуро спросила она. — Ступай, ступай!—засмеялись няньки и дежурная по яслям.—Их, этих буту- зов, обидишь!.. — Вон они какие боевые!.. Девушка постояла еще немного, помолчала. Уходя, она снова оглядела детскую беленькую мебель, игрушки, шумливых детей. На бледных губах у нее затеплела слабая улыбка. Среди старых рабочих ясли пользовались незавидной славой. Потап как-то дома, за обедом, полно и недвусмысленно выразил мнение старых людей об этой новой женотдельской затее: — Вот, Василий,—нехорошо улыбаясь, сказал он,—для вашего брата, кобелей, эти ясли... Какая от вас забрюхатит, ну, и тово... потащит туда, на обчественную шею!.. Василий промолчал. Но старуха Устинья, задетая за живое, не выдержала: — Пошто так говоришь?.. Это для всех и кажной бабы облегченье... А ежли, что касаемо девки какой, которая себя не уберегет, так это лучше, чем как раньше... Раньше-то, помнишь, как бывало?.. Потап помнил, но задиристо вскинул голову и насмешливо спросил: — Как?