Сибирские огни, 1930, № 2

которая надела майку и трусики и с обнаженными руками и ногами встала в ряды Э физкультурников. Ее гибкое и крепкое тело выделялось из толпы молодых полуобна- э- женных тел изяществом и сверкающей грацией молодости. Подруги с завистью гово- « рили ей: о — У тебя, Феня, фигура замечательная... Тебе бы в кине играть, на картине!.. 0 А парни все норовили обхватить ее, помять, пытались бороться с нею, но, полу- § чая крепкий и горячий отпор, смущенно хохотали. 1 Дома отец, старик Поликанов, порою долго приглядывался к ней и о чем-то со- о ображал. А потом, в ее отсутствии, говорил жене: В кого она, Федосья наша, такая?.. <s g — Какая?., с — Остроглазая и нахальная... Прямо всем в глаза кидается!.. ^ — Ты уж, старик, скажешь... Вовсе она не нахальная.... ш — А ты погляди, как она, язви ее, буркалы свои разжигает... Всех парней сму- S щает на цельной фабрике... Обкручивать ее надобно скорее ц — Нонче, старик, этак-то не водится,—нерешительно протестовала старуха. Нонче нас не послухают... Сами окрутятся. ^ Поликанов темнел и обрывал разговор. И всегда после этого обрушивался на младшего, на последыша Кешку, который бегал в свой отряд, хвастался пионерскими подвигами и нисколько не боялся отца. Старик ловил его, загонял куда-нибудь в угол и шипел: — Я тебя, стервеца, вот примусь учить по-своему, ты забудишь свои галстучки да барабаны!.. Я, брат, погодн только, пристрою тебя к настоящему делу... Не погля- жу на порядки, а потащу тебя за волосы али за уши в цех, поставлю на работу.... Знаешь, как добрые люди раньше к работе приучались?.. Раньше вот такой гаденыш, как ты, коло отца на работе горел. Отцу подмогу оказывал, к рукомеслу привыкал!.. Ранее такой сморкач уж деньги в дом носил, пользу!.. Кешка выкручивался от отца и, оставив того бушевать, уносился на улицу, где звенели ребячьи голоса. Однажды старик, улучив минутку, когда Федосья оказалась с ним глаз на-глаз, подошел к дочери и завел разговор. — Чего ты, Фенька, пялишься?—неприязненно спросил он.—Каких это ты хахалей завлекаешь? Дочь изумленно посмотрела на него. Лучистый, прямой взгляд ее красивых глаз еще больше рассердил Поликанова. — Ну, что дурочку из себя строишь?.. Пред кем, спрашиваю, форсишь?.. Ты смотри, Фенька, коли узнаю, что балуешься, не погляжу на тебя, што ты на фабрике робишь, заголю юбчонку да всыплю горячих!.. Федосья вспыхнула и гневно подняла голову: — Я не балуюсь... С чего это ты, тятя, взял?.. Почему зря обижаешь?.. — Зря?—фыркнул Поликанов.—До меня доходит... Не глухой я. Меня не об- манешь... Шляются округ тебя парни, вижу—шляются.... — Я им не потатчица... — Молчи!.. Ты молчи, когды родитель с тобой разговаривает, старший!.. Рас- пустилась... Треплешь хвостом по собраниям и думаешь, што своим умом можешь упол- не жить. Рано еще!.. Ум-то не вырос как следует... Вот я тебе и говорю: коли замечу за тобой какое баловство, шкуру с тебя спущу!.. У девушки задрожали губы. Она стиснула пальцы п глаза ее потемнели. Отец погрозил ей пальцем и отошел. Федосья сдержалась. Она знала крутой нрав старика, знала, что если ответить ему резко, по-настоящему, то выйдет большой шум и потом не оберешься разговоров. И хотя все в ней внутри протестовало против несправедливых слов отца, она сдержа- лась. Как сдерживалась уже не первый раз. Расстроенная и взволнованная ложилась она спать в этот вечер.