Сибирские огни, 1930, № 2

j|j — Хорошая глазурь? — подумав и слегка смущаясь, спросил Карпов. — Ладная... Лучше прежней... — ответила работница, не приостанавливая з- работы. Соседки ее насторожились, чутко полуобернувшись в ее сторону. « — Да, теперь состав пошел хороший. Следим, чтоб не было ошибки! — g охотно подтвердил инженер и подошел поближе. g Работница наклонилась над посудой и стала работать быстрее. Глаза Карпова © впились в ее гибкие, изящные руки, тонкие пальцы которых осторожно, но крепко < хватали хрупкую чашку и на мгновенье окунали ее в молочно-белый раствор. Карпов с тонких пальцев и мелькающей нежной кисти руки перевел взгляд < на лицо девушки. Белая косынка сдерживала тугой узел волос, длинные ресницы, ^ слегка запудренные белой пылью, прикрывали глаза. На щеках чуть-чуть проступал g румянец. Девушка не глядела на Карпова. Он неловко потрогал еще не обглазурован- j ную посуду, украдкой оглянулся и быстро пошел дальше. — Отмечает тебя, Феня, инженер! — смеясь, сказала пожилая работница, g ближайшая соседка девушки, едва только Карпов вышел из отделения. — Зарится, 2 видать, на тебя! о Женщины рассмеялись. Вспыхнув и лукаво отводя глаза, Феня с шутливой "" серьезностью запротестовала: — Вот еще. Придумаете вы, Павловна... Никак он меня не отмечат... — Да уж ладно, ладно. Видать! — упорствовала Павловна. — Слепой и тот заметит.... Посмеявшись и подразнив Феню, женщины отстали, вернувшись к своему делу. Но немного позже какая-то из них, словно продолжая вслух упорную думу, неожиданно заметила: — Чем с нашими ребятами, с охальниками, дак уж лучше с анженером.... Тут, может, настоящую долю свою на всю жизнь доспеть придется... Над столами, над белеющей посудою, над женщинами нависло напряженное молчание, Та, кто заговорила, худая, нервная девушка, несла на себе бабью тяжесть: она уходила с работы в неурочное время кормить грудного ребенка; и не был известен отец его. — Может, Федосья, настоящая это твоя доля,—повторила девушка, не смутив- шись молчания.—-Только ты зря, наобум, не поддавайся. Нет!.. — Какая может быть ей тут настоящая доля?—возмутились женщины.—Он чужой. У его понятия другие. По-ему все будет выходить не так: и слова-то не те скажешь, да и поступки не те!... Круглолицая, веснущатая девушка, отделившись от своего стола и размахивая сухим матово-поблескивающим блюдцем, задорно покрыла бабий говор: — Конешно, чужой... Он не рабочего классу!.. Наши ребята—это свои, близ- кие... От наших, от своих-то и обида не в обиду... Да, конешно, и поддаваться не надо!.. Ребята у нас хорошие... Ты, Федосья, отшей инженера, если он как-нибудь, али что- нибудь.... — Да вы чего привязались?..—отмахну 7 лась Феня.—С чего это вы плетете?.. Вот новости!.. Человек слово сказал, а вы уж про какой-то интерес сплетаете. Прямо наказанье!.. Женщина, пожилая, ту, которую Феня назвала Павловной, оглянулась и хитро прищурила глаз: — Кота, девонька, сразу видать, коды он на сметанку целится... Есть у него на тебя апетит—это сразу приметно. Есть!.. — Фу-у!..—возмутилась веснущатая.—Конешно, это личное дело Федосьи! Что вы, на самом деле, в ее обстоятельства путаетесь!.. — Не горячись, комсомолочка,—ехидно протянула Павловна.—Не горячись... Тебе ведь тут не заседанье да не ячейка твоя... Тут по-людски все... Ежели мы по- дружески, по женской своей части замечаем неладное, так мы, как подруги и товарки, помощь да совет можем дать... — Советчицы!..—фыркнула веснущатая. — У нас у каждой своя голова на плечах...