Сибирские огни, 1930, № 2

— Кому—как,—неторопливо сказал он,—а мне с квартирой терпеть невозмож- но. Сырость, темь. Беда. Спокойствие, с которым были произнесены слова, одинаково близкие для всех, вызвало взрыв криков. — Неуж и эту зиму в землянке куковать? — Под землей-то оно вольготнее. -— Наверху тоже не сладко. Глянь-ка, вся слободка на один бок свалилась! И у нас таки же хоромы,—крикнули с другого стола. В углах лягушки квачут. — Хоть на сваи подымай! -— Богаты, как вошь рогата. — Ничего! У других больше, да живут. — Нет, ты постой, а договор? — Журавь в небе! Подвальный рабочий, серолицый, в мокрой одежде, первый вспомнил о детях: — Моим стрыгунцам солнышка не достается. Все знали, что семья у него сам-десять. Женщины отозвались взволнованным хо- ром: захлебываясь и перебивая друг друга, они по пальцам начади считать своих де- тей. К их именам они припутывали ругательства, которые нужно было отнести к за- плесневелым стенам квартир. Больше всех кричала беременная. Она еще не могла назвать имени своего ребенка, но, во всяком, случае, это уже седьмой и все на сорок рублей зарплаты. Хлебные крошки пристыли в уголках ее блед- ного рта, обведенного линиями морщин. Кругололицый бондарь прикрикнул на женщин: — Эй, сороки, помолчите вы! Зайцев, сидевший на подоконнике, обернулся на голос. Бондарь зычно прогудел: — Пол-лета прошло, а об квартирах не слыхать. — Нажми на Клюкнна, товарищи!—заорал Васютка. Он неистово работал локтями, уши его разгорелись, вихры задорно торчали: скандалы он .побил больше всего на свете. — Жми его, сало выжмешь,—рассудительно сказал дробильщик, обтирая за- мучненные усы. •— Како сало, одни мослы! По столам прошелестел смех. — Да он, братцы, и не хлопочет!—повысил голос бондарь. Он встал. Теперь все на него смотрели. — Ему тепло и ладно,-—взволнованно махнул рукой бондарь. Сто червей огребат, ему што,—услужливо взвизгнул Васютка. — А зазна-ался! Не разговаривав - Да ему, мил чел'эк, вобче неспособно разговаривать. — Не в том: лома-ается,—сосед Васютки скривился так, что от лица остались одни белые зубы да веснушкп. — Как копеешный карандаш!—восторженно вставил Васютка. Однако, никто не засмеялся. — Что за всклока, товарищи,—послышался из угла сердитый голос этикетчп- цы Очкасовой. Рядом с ней стоял мрачный Счастливцев. Он успел выпить, и дым папи- росы, который он пускал изо рта и носа, имел странный запах. На Очкасову не обратили никакого внимания. Бондарь выпрямился и понизил голос: — У Клюкина в конторе свой ять завелся, товарищи!