Сибирские огни, 1930, № 2

J Утренняя тишина не нарушалась тревожным ревом гудков. Поэтому мужчины с вставали поздно. Они долго терли ладони и шею духовым мылом и обряжались в новые к рубахи. 2 Из самой крайней кособокой светелки высыпала черноголовая орава детей ма- £ шиниста Зайцева. В одно воскресенье они появлялись на улице в голубых сарафанчи- £ ках, в другое—в розовых. Они шли друг за другом, важно выпячивая животы, вспух- I. шие от картошки и черного хлеба,—чтобы похвалиться тусклым блеском сатина перед т соседскими ребятишками. ° В подслеповатом окне Изтонихи зажигался фиолетовый огонек примуса: неуго- щ мойный изюнпхин квартирант Ваня Бабкин начинал свои опыты чуть ли не затемно. Слободка уважала ванину ученость. Старики осматривали его баночки с благоговейной 1 почтительностью. Слободские девушки были уверены, что Ваня скоро сдаст на ин- женера. Сама Изюниха, свистя от душившей ее водянки, выплывала за ворота, чтобы на обсиженной скамеечке повздыхать о плохой жизни. На скамеечке ее дожидались Сашенька и Машенька Счастливцевы, старые су- пруги, молчаливые и бледные с похмелья. Сашенька Счастливцев работал бродилыциком у Крафта, Машенька торговала семечками. Семечки давали мало дохода, и Машенька пробовала шинкарить. Однако, из этого ничего не выходило: весь запас водки, купленной для торговли, они с Сашенькой выпивали сами. Они не имели белой муки, чтобы стряпать по праздникам плюшки. Каждый месяц у них оставлось всего несколько грошей, чтобы купить немного капусты, огурцов и ржаного хлеба. Остальной заработок они тратили на водку, портвейн и денатурат. Пивом Счастливцев пользовался бесплатно. Портвейн очень любила Машенька. Она пила его стаканами, как квас. Денатурат они получали для примуса, но выпивал его сам Счастливцев. Он привык к денатурату в трудные годы винного голода. УП1. Анисья, жена предзавкома Клюкина, в это воскресенье раньше всех вынула из печи праздничную сдобь. Она ссыпала на стол румяную горку плюшек, укрыла их рас- шитым полотенцем и села к окну. Мимо окна прошла Матрена, ЖСН 1» Зайцева. — Отстряпалась?—крикнула она Анисье, одним жадным взглядом улавливая чи- стые шторы на окнах, зеркальный блеск самовара и краешек расшитого полотенца. — Батю ждем завтракать,—пропела Анисья, поджимая сочные губы. Она знала, что сухопарая и вечно беременная Матрена завидует и добротной пышности ее плеч, и прочному румянцу, и чистоте ее светелки. У Аннсьп детей не было. Слободские бабы болтали, будто Федор, отравленный газами, ни на что не способен, а Анисья, сдобная молодуха, живет с ним из-за ста руб- лей его жалованья. Клюкин в это утро умывался особенно долго. Наконец, он оглушительно высмор- кался и обернул к Аксинье мокрое лицо, порозовевшее на скулах. Анисья заметила, что он забрызгал весь угол, который она вчера тщательно подбелила. — Сколь не моешься, а такой же корявый,—недовольно сдвинула она брови. Федор промолчал. Он ожесточенно тряс головой, протирая уши. Анисья досадливо отвернулась и, навалившись грудью на подоконник, высуну- лась на улицу. — Батя! Пирог остыл!—сердито крикнула она старику, который вышел из-за утла в своей новой поддевке, грузно выпятив живот, обвислый как у бабы на сносях. ' . Были у старика сухие ноги, искривленные ревматизмом, и тонкая, жилистая шея. Только одпн жпвот раздобрел не в меру. Покойшща-старуха рассказывала, что жи- О О в о т э т о т н е с ж и Р у ' а о т надрыву, от кисты. Кисту старик нажил, когда работал груз- дь JL чиком у Крафта.