Сибирские огни, 1930, № 2

он наденет новую рубаху-апаша. Два раза он спрашивал старшего о времени и с жад- ностью впивался в боковой карман его куртки, откуда неторопливо показывался белый глазок циферблата. Наконец, проревел короткий подгудок. Дома Павел, захлебываясь, проглотил суп и жестоко обжегся картошкой. Своей матери, очкастой старушке, он крикнул что-то. несуразное и помчался на пристань. На городской каланче пробило пять, когда Павел бросил весла у Зеленого остро- ва. Прибрежные кусты стояли неподвижно. Остров казался пустынным. Павел, задыхаясь, раздвинул кусты. Эмма лежала на траве, закинув руки за го- лову. Он встретился с ее синими, любопытными глазами. Она вскочила: — Почему вы надо мной смеетесь? В ее голосе звучала только строгость. — Так. Он искоса посмотрел на ее короткое, почти детское платье и загорелые кисти РУК- — Вся ты—кисейная,—нерешительно обронил он. — А все-таки приехал? Он потупил глаза и носком ботинка разрыл песок. — Как приехал, так и уеду. — Ишь, какой?—она пристально посмотрела на его красное, усталое лицо.— Ну, уезжайте. Павлу стало некуда девать руки, внезапно он почувствовал, что это очень глу- по, —стоять и рыть песок. Он с размаху спустился на земь и охватил колени руками. — Нет!—с отчаянной решимостью крикнул он.—Я вру! Теперь он видел только ноги Эммы. На них были тонкие чулки и маленькие туфли. Вдруг туфли медленно сдвинулись с места, оставляя в песке осыпающиеся следы. Павел несколько мгновений наблюдал эту легкую цепь следов, прежде чем по- нял, что девушка уходит. Он догнал ее, когда она заносила ногу за борт своей шлюпки. Он поймал ее руку и, почти не понимая, что делает, изо всех сил притянул к себе. — Обожди! Обожди немного,—прошептал он, любуясь ее испуганным лицом. Она притворилась рассерженной: — Мне нечего ждать. Ты вывихнешь мне руку. Он улыбнулся одними глазами: — Не сердись. Ладно? — Ладно,—уголками губ ответила девушка. Он почти вынес ее из лодки. Они пошли по берегу. — Я тебя хочу спросить,—раздумывая, произнесла Эмма,—тебя смущает мой отец? Да? Он сразу потемнел и отвернулся к реке. — Я так и знала! Эмма резко остановилась и оторвала от себя его обмякшую руку. — Отец мне всегда мешает! Всегда! Она сорвала ветку чёремухи, нервно измяла ее и бросила. — В Москве дважды,—слышишь?—дважды я взяла, высоту на прыжках с шестом. Можешь посмотреть фотографию... Но приз уплыл мимо меня. — Почему? — Да потому же! Дали работнице! А ты знаешь?—она сдвинула брови и взгля- нула на него испытующе:—Моя мама была прачкой. — Ну?—неопределенно промолчал он. — I I выросла я у Шульга, а не у отца. — Тоже—птица!—с раздражением сказал он. — Учиться мне приходится в Москве под видом родственницы Шульга, пото- му что здесь, в провинциальных школах, слишком жесткий социальный отбор уча- щихся. — Ты осенью уедешь в Москву?