Сибирские огни, 1930, № 10

Время течет и смывает самые глубокие следы, жизнь предявляет живущим свои требования, человек привыкает ко всему. Пришел сентябрь, у сентября свои забота, ему, нет никакого дела до августа. Кадмычиха и Вася опять взялись за старые свои дела, опять начали посещать флиге- лек студенты, гимназисты и рабочие. Перебрался вскоре на Болото и Григорий Иваныч, а в конце сентября вернулся из ссылки Жуков. — Слетаются кулички на старое болото! — посмеивался Григорий Иваныч, радостно потирая руки. — Не горюйте, ребятки, заживем скоро на славу. Пустим скоро СВОЙЦ старую машину. Пришлось поселиться на Болоте и Николаю, — и «старая машина» заработала. Вася, Чижик и Соня связались с комитетом «Союза учащейся моиодежда» и во- зобновили работу в старых кружках, сбивали они учащихся и в новые. Жуков, избегая «лишних глаз», большую часть времени проводил в подпольной типографии, помо-. гали ему но очереди. — Полегче, паря, — надорвешься! — не раз говорил ему Григорий Иваныч, на что Жуков отвечал неизменно и бодро: — Ничего! В ссылке *баклуши бил, накопил мало-мало силенок — теперь надо волю им дать. Николай, стиснув зубы, работал как никогда. Перед от'ездом в командировку — в Красноярск, Иркутск, Читу — Рутовский нажаловался в комитете и в союзе, Нпколаю вынесли порицание и так нагрузили рабо- той, чтчкему для отдыха оставалось не больше четырех-нятп часов в сутки. Работа была черновая и незаметная, развернуться было негде, — эта работа, Николая не удов- летворяла и тяготила. Тяготила его и, Вера: проснувшаяся в девушке женщина требовала внимания, ласки, нежности — того, к чему Николай не привык, что сковывало свободу его дей- ствий, мешало, раздражало. Любовь наполняла Веру до краев, любовь была ее первой мыслью, владела всеми ее чувствами, была для нее воздухом, теплом, светом — и, кроме своей любви, она ни- чего не хотела знать. — Ты меня разлюбил, Николай... Я вижу, я чувствую: тебе со мной скучно, ты меня избегаешь, ты стал каким-то чужим... Усталый, отупевший, опустошенный Николай насильно заставлял себя улы- баться, менял интонации и слова: — Вера, что ты говоришь! С чего ты взяла? Я такой же, каким и был. Устаю я очень, работы много — и только. Не обращай внимания на мое настроение —>)все это от работы. Разве ты не,видишь, какое время пришло?! Для личной жизни, для личных интересов сейчас почти не остается места... Об этом ты не должна забывать. Если ты всерьез решила пойти со мной по одной доройте, то на время придется тебе смириться, придется спрятать подальше свои чувства... — Ты не сердись на меня, Николай... Я, ведь, все понимав 4 и не упрекаю я тебя. Больно мне только, боюсь я, думается все, что... Встречались они чаще всего по вечерам — у Кроников, на Болоте, в кружке. Наедине оставаться приходилось редко, вдвоем оставались только тогда, когда Николай провожал ее домой; проводит, он шел неохотно, дорогой молчал — Вера видела и чувствовала, что Николаю было не до нее, она страдала и еле сдерживала слезы. Наступил октябрь, работы прибавлялось с каждым днем. День уходил на беготню: нужно повидать такого-то, переговорить с тем-то, получить и раздать литературу, най- ти надежную квартиру для собрания или для кружка — спросить, уведомить, указать, организовать. Вечером — кружки, совещания, собрания. На Болото Николай возвращался часа в три ночи: если «кулики» не забывали принести чего-нибудь от Калмычихи на ужин — торопливо глотал холодные куски, заливая холодной бурдой, торопливо раздевался и валился на кровать. Чаще же всего оставался без ужина, ложился не раздеваясь и спал как убитый.