Сибирские огни, 1930, № 10

Где? — что? — когда? — никто ттвом не знал; о войне почт совсем забыли; все смотрели на запад, на Россию. Глядели, прислушивались, ждали. О России .говори- ли — «там»: — Там — неспокойно... Там забастовки... Там жгут и грабят барские усадь- бы. Там бунтуют войска... ... Все чаще и чаще врывалось в разговоры огромное, волнующее, обжигающее слово — революция!.. — Надвигается революция!.. На Кавказе — резня. В Черноморском флоте — восстание. Из Саратовской губернии крестьяне выгнали всех помещиков... ... Лето девятьсот пятого года проходило .неуверенной походкой, его дни были наполнены надеждами, тревогами, восхищениями, предчувствиями, растерянностью, ожиданиями — и этим летом многие в городе были недовольны, огорчены, раздражены. Азапчевский-Азанчеев, губернатор, всю зиму мечтал о Петербурге. Хлопотать о поездке в столицу начал он еще до Рождества, разрешения ждал со дня на день и со дня на день откладывал эту поездку. В июне из Петербурга ответили отказом, и этот отказ так повлиял на губернатора, что он не решился даже переехать на дачу и все лето из города никуда, не выезжал. Варвара Игнатьевна раньше на лето всегда куда-нибудь уезжала — в Россию, на Кавказ, в Крым, — нынче уехать из Сибири не пришлось: отговорили, напугали, за- держали. Полковник Севостьянов получил выговор «за падение дисциплины в частях вве- ренного ему гарнизона» начальник гарнизона был хмур и зол, в течение двух ме- сяцев он « исправлял» замеченные высшим начальством упущения. Помощника начальника жандармского управления за какие-то грешки перевели в другой, уездный город; сам полковник Романов, простудившись однажды на охоте, заболел и месяца полтора провалялся в постели. Оставшись в управлении один, пору- чик Воскобойников так был все лето занят, что даже тетушку свою, жившую на даче, не мог навещать часто, а если и заглядывал иногда — приезжал усталым, разбитым, издерганным. — Бедный мой мальчик, как оmi тебя измучили там, — жалела его Варвара Игнатьевна. — И как ты подурнел, Жоржик! Право, мне даже неудобно показывать тебя Севостьяновым. — Ах, лучше и не говорите! — морщился поручик, отмахиваясь обе- ими руками. — Мне и самому не хочется встречаться с ними. — Почему, мой мальчик? — Я устал. Мне хочется отдохнуть, побыть вдвоем с родным человеком... И я нахожу это лишним, — и Воскобойников, заминая разговор о Севостьяновых, старал- ся занять тетушку другим: рассказывал о новостях и сплетнях, о своей работе, спра- шивал Варвару Игнатьевну, как она проводит время, у кого бывает сама и кто у нее, не нужно ли ей чего-нибудь. • Варвара Игнатьевна, еще не зная истинных причин, смутно чувствовала, что «ее Жоржику» неприятны разговоры о Севостьяновых, что между ним и Верой «что-то про- изошло», — и она начинала беспокоиться и допытываться. — Да ничего не произошло! С чего вы взяли? Если хотите — пойдемте. У Севостьяновых Варвара Игнатьевна бывала почти ежедневно: не пойти к ним с племянником она находила «неприличным», п поручик покорно шел с ней в голубой терем, старался там держаться как всегда, но оставаться с Верой наедине избегал и говорил больше со старшими — и о делах. ... Варвара Игнатьевна не ошиблась: между дочерью Севостьяновых и ее племян- ником «все. было кончено», и.кончено было еще весной, в мае месяце. Первое мая студенты и рабочие города отпраздновали массовкой, массовкой ру- ководил какой-то чиновник, многим совершенно неизвестный, и этот чиновник дня через три был арестован. Допрашивал его Воскобойников, на допросе он назвался Теплицким. На другой день после допроса Воскобойников с Варварой Игнатьевной обедали у Севостьяновых. За обедом, жалуясь на усталость, «на чертовски трудную работу», он вскользь упомянул об аресте Теплицкого.