Сибирские огни, 1930, № 10

19-го утром приехал один из «эмиссаров»^ который ездил на Иланскую. Там— g тоже неудача... £ iB этот же день выехал в Томск. с В Тайге, ожидая поезда, Николай встретил Никиту. о — Ты здесь зачем? Давно из Томска? Как там? м Никита махнул рукой и отвернулся. Еще не зная в чем дело, Николай понял, ж что случилось какое-то несчастье. g — Ну, ну!., говори, говори. „ — Кононов... — еле выдавил Никита и снова махнул рукой. — Казаки-извер- | га... Нет больше Кононова... т Рассказ Никиты, взволнованный и горький, дышал обидой и гневом, из горышх < и гневных слов вставал день 18 января. * Демонстрация не удалась. Работах вышло мало — рабочих полиция заперла в предприятиях и целый день не выпускала на улицу. Студенты тоже не все принимали « участие в демонстрации и никакого сопротивления казакам и полиции они не оказали. Николай слушал молча, закрыв рукой глаза. Слушал и видел: площадь, улицы залиты людскими черными потоками... на мосту через Ушайку в толпе — знакомые лица: Кононов, Катюша, Мирзойнц, Березкин... И вдруг на мосту, над всеми этими людскими черными волнующимися потоками, взвилось и затрепетало красное знамя. Это знамя вскинул и понес Кононов. Вскиды- вая, он крикнул: — «Долой самодержавие!» Несколько молодых горяичих голосов под- хватили этот боевой призыв. Но тут произошло что-то жуткое, дикое. Из ворот ближайшего дома с гиком вырвался отряд казаков, казаки понеслись на моет, на мосту началась давка, паника. Кононов, Мирзоянц, Катюша и еще несколько человек ринулись вперед с криками: «Долой самодержавие!» Несколько казаков допили их и стали хлестать нагайками. Два других казака окружили Кононова, стараясь вырвать у него из рук знамя. Но Кононов, избиваемый, не выпускает из рук дрешка знамени. Эта борьба продолжается несколько минут. Тогда один казак выхватывает шашку и с размаху бьет рабочего. Падая — ра- неный, обливаясь кровью — Кононов все же крепко держит древко. И красное знамя закрывает его лиц<* и грудь. * * К неудаче относились по-разному. На Болоте были ошеломлены и подавлены: Кононов убит, Жуков арестован, Ка- тюша ходила с повязкой, закрывавшей левый глаз и всю щеку, — и у них, у «кули- ков», был обыск. Правда, полиции найти ничего не удалось, но Иван Ермолаич с этого дня так рассвирепел, что никому не давал прохода. Жильцам грозил: — «прогоню с фатеры!..» всех приходящих спрашивал: — «чо надо? нечиво здесь делать... прова- ливай»... Катюше с Никитой не давал рта раскрыть. — Чуяло мое сердце! Вот — достукались, доучились... Говорил я, так нет — не послушались: мы своим умом будем жить, отец из ума выжил, нечего отца слушать. Опозорили на все Болото! У Кроника — разноголосица. — Этого и нужно было ждать. Я предупреждал, отговаривал! — кипятился Крошк. — Трезвые голоса были заглушены криками и укорами, организационной ра- боты не провели и не могли провести в такой короткий срок. Все делалось наспех, сго- ряча. Никто никого не слушал. Рутовский возражал: — Ничего страшного не вижу: первый блин почта всегда комом... Мы получили урок. Теперь будем более осмотрительны. Как нгаак — демонстрация состоялась, за нами пошли! Избиения, аресты, смерть Кононова еще более разожгут массу. Нужно ковать железо... Леонов твердил, что теперь студенчество раскалено: — Надо пользоваться случаем. Надо все силы бросить в учебные заведения. Si