Сибирские огни, 1930, № 1

у нас браку такого, как теперь, не было... А насчет новых там корпусов, да танельных g печей каких-то, это, пожалуй, осветить следует. Не осилишь. Э Когда на фабрике стало известно о проекте Андрея Фомича и технического ди- ректора, рабочие зашевелились. Пуще всего взволновались старики. Они сроднились, о сжились с фабрикой, с этими полуоблупившимися, задымленными, сырыми корпусами, о с расхлябанными толчеями и мельницами, с шипящей у плотины водою, с мрачными о жерлами обжигательных печей, с гигантскими горнами и муфелями. ^ Им почему-то был дорог каждый уголок фабрики, каждая темная дыра, все ^ привычное и неизменное. В обычные дни они не замечали своей фабрики, как не за- ° мечают роста родных детей, в обычные дни они не чувствовали ее преимуществ и кра- g сот, а вот теперь, когда новые люди вздумали покуситься на полувековую крепость о фабричных стен,—они сразу ополчились на смельчаков. Они вспомнили, что в этих 'г стенах прошла их молодость, что здесь они учились работать, здесь получали навыки ^ работы, здесь жили. ш Их охватила смутная боязнь нового, неведомого и щемящая жалость ко всему S привычному и понятному, что они считали своим. Им было стыдно сознаваться и в g этой боязни и в этой жалости, тогда они прикрылись иным. Они заговорили о кровных, личных интересах рабочих. о -— Знаем, знаем!—хитро щурили они выцветшие, опаленные огнем горнов и захлестнутые всегдашней глиняной пылью глаза,—очень даже хорошо знаем, к чему это все потянет. Машина, она тебе машина и есть: что теперь десять работают, а по- том, при ей, и двух, а может и одного хватит... Вот оно куда скакнет: к сокращенью нашего брата. —-А потом взять выработку, норму. Теперь, допустим, двести форм выпустишь, а при повых-то порядках да машинах—пятьсот с тебя стребуют. — И выйдет накладно рабочему... — Никому другому... Только ему одному... К старикам прислушивались остальные рабочие. Их слова находили отклик, жи- вой и горячий. Даже те, кто в обычное время лезли со стариками в жаркий спор по всякому • поводу, отстаивали новое,—даже и те отмалчивались и слушали. В клубе, в фабкоме, в столовой кипели разговоры. И едва только стенгазета от- важилась выкинуть боевой лозунг: «Даешь новую фабрику»,—как на редколлегию на- сели и засыпали ее кучей безымянных заметок, ехидных и ругательных, насмешливых и глумливых. Председатель фабкома Савельев и кой-кто из ячейки поддались настроению, про- диктованному стариками, и стали долго и канительно спорить с директором. У них нашлись иные собственные доводы против коренного переоборудования фабрики. Они приступили к Андрею Фомичу с другой стороны: — Давай сначала изживать нонешний брак... Утрясем сперва фабрику в тех возможностях, которые' у нее имеются и с которыми она не справляется. И на цифры, приводимые директором и Карповым, они отвечали своими цифрами. И были эти цифры оглушительны и грозны. Брак на фабрике увеличивался с каждым днем. Когда Андрей Фомич принял де- ла, то самым тягостным и жестоким грузом были груды испорченной посуды и те- леграфных изоляторов, которые загромождали фабричные дворы. О плохой продукции фабрики шли разговоры и в округе и в центре. Приезжали комиссии, созывались производственные совещания, меж цехами шли яростные схватки, все и всюду искали причины невероятно растущего процента брака. А процент этот все не понижался. И Савельев бил по самому больному месту Андрея Фомича, подымая вопрос о браке: — Снижал процент брака! Вот где будет настоящее достижение... —, А снижать этот процент было трудно, почти невозможно.