Сибирские огни, 1930, № 1

Николай остановился на мосту и оперся о перила. — Чудак ты!—ласково сказал он.—Ты посмотри: старье-то здесь какое, рух- лядь. А вот если заместо гнилушек этих поставить турбину да обладить по-новому, по- усовершенствованному,, разве от этого тебе или мне какой вред? Чудак. —- Слыхал,—недовольно ответил Василий.—Который уж месяц об этом у нас треплют: турбины, новые корпуса, тоннельная печь. То, се... А как заведут это все, да процентов пятьдесят рабочих к сокращению, да увеличат норму—сладко это будет? -—- Ай, Васька, Васька!..—засмеялся Николай.—Двадцать тебе лет, а говоришь, как шестидесятилетний старикан... Откуда ты этого духа набрался? Не от наших ли стариков? — У меня свой ум... Мне что старики? Разве я не понимаю? — Выходит, что плохо понимаешь. Да и где тебе, по правде, Василий, понять суть дела, ведь ты ни на собрания не ходишь, ни газет не читаешь, ничего. Дикий ты... Ты бы хоть в синюю блузу записался. У тебя голосина замечательный. Пел бы... выступал. — Пущай там Самойлов Федька орудует,—пренебрежительно пожал плечами Ва- силий.—Мне она, синяя блуза твоя, не надобна. — Чудак,—вздохнул Николай и отошел от перил. Василий немного помедлил, потом вытащил папиросы, закурил и двинулся вслед за приятелем. Дома, за обедом, Потап, переждав, пока сын утолил первый голод, насмешливо спросил: — Седни московского анжинера улещивать будете? — А что его улещивать? — Да то самое: разговаривали с ним старики которые. Понимает он, что ни к чему вся эта постройка. Как стояла без малого пятьдесят лет фабрика, так и наперзд может шушествовать... Не допустит он рассору казенных денег. — Не велика он птица, чтоб против рабочих устоять... — Не велика?—вскипел Потаи.—Знать велика, коли из самой Москвы дове- рили дознаться про наши тутошние затеи... — Хозяйский сынок... Как ему могли доверить? Потап надул щеки и сощурил глаза: — Вот в этим-то и дело. Не первого встречного послали, а того, который, зна- чит, здешнюю фабрику всю наскрозь знает... За знание и доверили. — Пустили, надо понимать,- козла в огород,—захохотал Василий.—Ему какая работа? Наплетет, нагородит—и все, чтобы против рабочих... Обидно, наверное, ему на отцовское наследство поглядывать да зубами щелкать... Кабы не революция, сидел бы он здесь полный хозяином да распоряжался. — Ну, и было бы больше толку!—задористо подхватил старик. — Ешьте, мужики,—остановила их старуха,—стынет свининка-то... Ноне у высокобугорских брала. Дерут они, окаянные. Ни к чему приступу нет. Потап с сыном потянулись к дымящейся свинине и стали молча есть. Пообедав, Потап долго кряхтел и крестился: Укладываясь на послеобеденный отдых, он об'яснил старухе: — Высплюсь ужо я, Усгинья, чтоб потом на собраньи ихнем не уснуть... — А ты с какой стати пойдешь?—удивилась старуха. — Послушаю... Чай, не мало и моего поту в фабрику эту пролито... Не какой- нибудь я приблудный... Кондовый я рабочий... Послушаю, посмотрю. Глава третья I. Андрей Фомич Широких был четвертым по счету красным директором на «Крас- ном Октябре». До него управляло производством, орудовало делом трое, и предше- ственник его, запутавшийся в непривычном деле, оставил Андрею Фомичу неважнее