Сибирские огни, 1930, № 1

s — В чем же тут особенность-то? £ — Фамилия ничего: русская! Крепкая! Э — Какое вы, Плескач, открытие сделали, подумаешь! Плескач отодвинулся еще подальше от стола и внимательно и укоризненно по- =s смотрел на сослуживцев: g — Фамилия ему Вавилов... И не однофамилец он, а родственник. Самый на- g стоящий... © — Кому? < Не отвечая, Плескач вышел на средину комнаты, прошел к стенке, занятой ши- 0 роким шкафом, где за стеклом белели кувшины, чайники, блюда, чашки и затейлп- < вые фарфоровые фигурки. Он раскрыл шкаф и, взобравшись на табурет, достал с верх- ней полки чашку. g С этой чашкой, которую он понес осторожно и торжественно, как драгоценность, | как редкую и радостную находку, он подошел к замолчавшим сослуживцам и сказал: t-' — Вот поглядите... Он повернул чашку и показал им на донышко, на котором синей краской отпеча- 2 тано было клеймо фабрики. § — Поглядите: тут что стоит? Тут как обозначено? Обозначено здесь: «фабрика П. И. Вавилова и К-о»! Понятно теперь? " Понимаете!?—спохватились сослуживцы.—В самом деле, интересное обстоя-. тельство! t— Так это что же выходит? Родственник бывшего хозяина теперь в качестве консультанта от Весенха? — Да еще с широкими полномочиями... — Ай, какой случай! — Да верно ли это, что родственник? Откуда это известно?.. На Плескача накинулись, его обступили; закидали вопросами. Чашка пошла по рукам. Клеймо разглядывали и так и этак. А Плескач, скромно поджав губы, торже- ствующе помалкивал и только слабо и бледно улыбался углами запекшихся, синева- тых губ. III. Приезжий с вечера не пожелал никуда выходить из комнаты в посетительской и, выпив три стакана чаю, которые подавала ему черноглазая веселая женщина, выта- щил из чемодана об'емистую пачку бумаг и стал пересматривать их. Он шуршал бума- гами до поздней ночи, потом прошел к жестяному умывальнику в коридоре и всласть пополоскался, нашлепывая себя ладонями по обнаженной, раскрасневшейся от холод- ной воды груди. Умывшись, он осведомился у черноглазой прпслужницы, когда на фабрике дают первый утренний гудок, и, уйдя в комнату, скоро погасил огонь и уснул. На утро он оказался на ногах раньше женщины, и когда она, сонная, с запухшими глазами, гремела самоваром, он уже успел пробежаться по пустынному поселку, растя- нувшемуся по берегу спокойной и ясной под утренним солнцем реки. Он успел сходить к фабричному пруду и постоять на посту у плотины, послушать шум воды и грохот деревянных мельниц и поставов, размалывавших породу. С прогулки он вернулся свежий, но чем-то взволнованный. Не умея или не желая скрывать своего волнения, он подошел к женщине, остановился возле нее и задумчиво сказа.т: — Мало изменилась Вавиловка! — Нонче ей названье уже не Вавиловка !—поблескивая глазами, поправила его женщина,—«Красный Октябрь»... — Да, да!—спохватился приезжий.—Переименовали... Слыхал. И он сразу как-то потускнел и ушел в свою комнату. В восемь часов он спустился по улице, перЛиел ее и поднялся по широкой скри- пучей лестнице к двери фабричной конторы. В руках у него был пухлый желтый с л ремнями портфель. Лицо его было непроницаемо, шага крепки и уверенны.