Сибирские огни, 1929, № 6

— Мужиков подкупить благодеянием своим хочешь. Не пройдет только. Мы тебя в лишенцы записали. Выбирать тебя и тебе не придется. Вот что. А с лишенцем какие разговоры? На поклон к тебе не пойдем и молотягой твоей не воспользуемся. — Богаты стали, видно,-— ядовито хмыкнул Сафрон. р ст о в н о М д о а — — с е е т и , ч Б Э в . о та г т а в т к о ы а е к — й ая м п и о ж л е б о о с п т г и а р т и ы н чи у , ж н а н д о о а б с т т ь ь э с , т я о ш м н т е п о о б д л у у и д м е ш м а е е . н м е . ц К я , о — сен за и бы у л н у а ж с е св п о р я о б м уд о е л т о . тя Г г о у су С д а а ф р­ — Причин много. Наемные работники, торговал в прошлом, да и Сейчас ты этим непрочь заняться и занимаешься. — Кто сказал?— рванулся весь Сафрон, и пальцы-обрубки быстро лились — . . У нас, Сафрон Мосеич, все справочки есть. зашеве­ — Поклеп,:— схватил шапку Сафрон,— поклеп. — Спорить нс будем. Сафрон ел глазами Ольгу. Он был грузен, шуба раздувала его, и против сидела маленькая женщина и в ней чувствовалась сила, твердость, какой не чувствовал в себе сейчас Сафрон. — Я к тебе делом, а ты с поклепами. Сказывал, иду к вам, веры нет мне. Што-ж, невера, лишай. Только кто соглас даст? Мужики-то за меня. Наемники и те за меня говорить станут. — Не станут, Сафрон Мосеич. Не обманывай себя и не старайся, не подкупишь. Думаешь, мы не знаем, какие у вас разговоры ночью велись. Думаешь, не знаем, как вы решили с Кондратом бедноту хлебом задобрить. Внаем, Сафрон Мосеич. — Поклеп!— заревел быком Сафрон и пружинкой взлетел с табурета.— Поклеп! Я это прознаю, кто тут слушки разносит. И с тобой поговорим. щай, м — — еня Н Н д е у р , у з г т а и о п е в у а г ж р а д и е у ш щ т ь и . , , С ч а ь ф я р о о ч н ер М е о д с ь е ? ич. Мы и не это видали. Если кончил, так про­ Сафрон натянул шапку и злой улыбкой метнул на Ольгу: — Доносчиков иметь? Так. Ну, да еще посмотрим, чья возьмет, кому в совете сидеть. Гольтепой-то много нарешаете! Пустите всю деревню по миру, а потом к нам придет — е. Мы, Сафрон Мосеич, в свое время с винтовкой в руках ходили, надо будет и еще пойдем, к себе же нас не дождешься. Проживем как-нибудь и без твоей милости. Повернулась к очередному и заговорила тихо, спокойно. Хлопнул дверью и вышел на улицу. Потерял Федот Алексеевич самого себя. От Акиндина совсем ушел в тот вечер суровый. К Сафрону не подошел и встречи оба не искали, не хотели, чуждыми друг друга считали и своей точки найти не мог. — Чураешься, ты нас, Федот Алексеевич,— говорит Ольга«. Федот теребит бороду, треплет ее на все стороны и, не глядя, говорит: — Чураюсь. Верно это... Бог помехой. Не велит он с тобой больно много дедов иметь. Прислушиваться можно, петь твою песшо— не кержаковекое дело. — Не зову тебя от бога. Мне он не нужен. — Понимам. На одном сдашь и на боге не стерпишь. Понпмашь ты лучше меня, Ольга Григорьевна. ' Кончает разговор на этом Ольга, перебрасывается в сторону, как детей малых от плача отводит. боры с — ко - ро Д . ел С о ел т ь в с о о е в , ет Фе н д о о в т ый Ал с е т к р с о е и и т ч ь . с Н т а а с н и е л м ь . но Те м б и е л пр н и е де ст т а ся не п ш о ь р . аб Т о о т л а ь т к ь о в во н т ем ч . то. Вы­