Сибирские огни, 1929, № 5

Очевидно, один вид нашего бронепоезда устрашил вояк, — То-то... — говорили наши бойцы, — им с безоружными воевать. Это их де­ ло. А как чуть что, так сперло!.. Инцидент с бронепоездом был улажен. Рабочих мы взяли, отправив их в тыл, а нервы китайских офицеров постепенно успокоились. Шофер комдива рассказывал нашим ребятам, что при появлении «Паккарда», в котором комдив об’езжал наши передовые линии, головы китайских солдат, высу­ нувшихся было сначала, потом разом, как по команде, попрятались в окопы. — Как тарбаганы!.. Едва мы от’ехали, глядим, головы высунулись. Ну, воя-а-ки... Как-то утром, когда наш вагон просыпался, вошел комендант и сказал: — Вот вам вояка... Заходи... заходи... экий ты... — Чудак, — обратился он к нам, — боится присесть... II все куда-то про­ сится. Подошел наш переводчик. Завел с ним разговор: кто, откуда... Кургузая ру­ башонка на белых пуговицах, которые у нас пришивают только к нижнему белью,— полотняные, обвисшие на худых коленях штаны. Шапки нет, потерял... Лицо, как сотни других китайских, в которых мы не умеем отличать характерное. Продрог, скулы выбивают дробь. (В эту ночь был один из этих, поистине «библейских», лив­ ней). Из расспросов переводчика-крестьянина выяснилось: работал до армии в Хар­ бине. Дома есть нечего. В армию нанялся. Оказалось не лучше: еда плохая... бьют. Я сам видел рубцы на тощей его спине, с выступающими острыми лопатками. «Ког­ да били?»— спрашиваем. Оказалось, не так давно. «Кто?»—-«Офицер». В продол­ жение всего времени, когда он был у нас в вагоне, нам стоило не малых усилий уго­ ворить его, чтобы он садился. Переводчик об’яснил: в Китае солдат не сидит перед офицером. Солдат должен стоять. Чае, два, три, пять... Пока офицер говорит,— он стоит. В Китае работник стоит перед хозяином. — Он,— переводчик указал на солдата,— передо мной стеснялся сидеть.— И, улыбаясь во весь рот, переводчик закончил: — Меня он принял за офицера-китайца, который служит у русских. Мы дали отдохнуть бедному Ли (так звали его). Он сидел, зажав папиросу в кулак, и, поводя на нас глазами, тянул табачный дым. Но едва кто-нибудь проходил мимо него, он вскакивал. Рабская привычка, привитая ему там, в Китае. Ведь мы для него — русский «капитана» (господин). После переводчик рассказал, что этот Ли хотел бежать домой, совсем домой, к себе, потому что у офицера шибко толстая бамбуковая палка, которая лупит их по спинам. И еще потому, что Ли за три месяца своей службы получил только один харбинский таян." Когда его уводили из вагона (он направлялся дальше в тыл, где его устроят на работу), он кланялся, с’ежившись и вобрав пальцы в рукава. Он кланялся и тог­ да, когда ему сказали через переводчика, как с ним поступят. По лицу видно— он до­ волен своей судьбой. У вагона, где фотограф снимал китайца, столпились красно­ армейцы. — А ну, ходя, гляди орлом: снимать будут. -— Теперь ты в роде, как знаменитость. Увидит ваш Сюй-Лян и осерчает. Ска­ жет, простых солдат на карточку снимают большевики. Другие, более практичные, оглядывают убогое «обмундирование» пленнного' «А где же у него шинелка?.. А почему гимнастерка такая?., в роде как ребячья ру­ башонка?». Переводчик поясняет: «У них такая уж ведется. Сапоги только у офице­ ров, а солдаты все вон в таких». И он указал на «чибрики», которые носит в Китае трудовое население.