Сибирские огни, 1929, № 5

ворит с сожалением, гл)адя'их по кру'тым, сытым бокам: «Ведь вот какое делонто: де­ рева нет, загон какой ни на есть устроить... жердей, што ли... да и где их тут взять»... И он кивает на затуманенную дождем степь. Голым-голо. Хоть бы кустик. Но учения, выхода идут своим путем. «Лежишь в охранении— нитки на тебе сухой нет. Шинель три пуда»,— рассказывают бойцы. Придут в палатки, подсушат­ ся, а утром опять дождь. Непогода, однако, ничуть не влияет на настроение красно­ армейцев: смех, шутки летят вместе с брызгами отряхивающихся: «Что нам это... Почище видали, как полсотни отмахивали с одной флягой воды при этакой жарине... Аж глаза на лоб вылезли!..» Дело в том, что 50-километровое расстояние от станции Б. до станции М. наша дивизия прошла пешим порядком по безводной местности, под палящими лучами. Этот поход в истории дивизии назван Безводным. Ветераны граж­ данской войны сравнивают его с переходами но Монголии, в кампании против Ун- герна. Бодрость в момент летней учебы, уменье поддержать слабых, отстающих, всегда живут там, где крепко спаянный коллектив, где умеют во-время сказать бод­ рое слово, где дружные усилия старших и младших делают будни героическими и ге­ ройские подвиги — будничными. Вот почему после 20-километрового марша, со стрельбой и газовой тревогой, у красноармейцев остаются еще силы, чтобы сплясать под гармошку, спеть песню или в углу палатки написать заметку в полковую многотиражку. Тяготы учебы, караулы, уход за лошадьми и оружием, отнимающие все дневное время, не стоят преградой на пути к внешкольной работе и к нехитрым развлече­ ниям. Быт частей не нарушен прифронтовой полосой, в которой они находятся. Ско­ лоченная из тесин эстрада — наш «летний театр», как в шутку назвал ее кто-то из командиров. Почти рядом дымят закопченные полевые кухни, дальше-—коновязи эс­ кадрона, телефонные двуколки связистов, где ходит мерными шагами часовой, а здесь гудит стоголовая толпа, махорочный дым в безветреном вечернем воздухе встает си­ ним маревом, и выходит с крепко завинченной остротой на устах «красноармейский конферансье» — ловкий, с вечно неугасимым огоньком смеха в глазах. Недавно проводили конкурс на плясунов. Интерес, конечно, огромный. Наша интеллигентная, «пресыщенная» знаменитостями, городская публика не знает этого нод’ема, этого живого восторга зрителей, свидетелем которого мы бываем каждый раз, когда перед дощатой с двумя угольными лампочками, эстрадой зрители и ар­ тисты, разделывающие кованым сапогом «сербияночку», сливаются в один творчес­ кий коллектив. Некоего комполка, довольно солидного по комплекции человека, брат­ ва упроеила таки сплясать «русскую». «Ну, паря! И отколол!» Красноармейцы ка­ чали его... Лагерная жизнь еще более приблизила комсостав к красноармейцам. Комсостав довольствуется из общего котла, спит зачастую в одной палатке е красноармейцами и вообще ведет строго размеренную будничную, походную жизнь. Эта близость не только на политчасе или на занятиях, но и в лагерном быту, при­ носит огромные плоды: неустойчивые, недостоточно дисциплинированные красноар­ мейцы воочию видят кровную заботу командира. Наш командный состав работает много, не досыпая ночей над картами, над планами занятий, на выходах в поле, под дождем и ветром. В штабном нашем вагоне где живем мы, сотрудники штадива, ночуют командиры и начальники, именно ночу­ ют, потому что днем они не бывают в вагоне: они на занятиях с частями, они в штабе изучают карты, следя воспаленными от усталости глазами за тонкой штрихов­ кой сопок. Прифронтовая полоса. Телефонные звонки не молкнут. Дежурный по штабу телефонист не отнимает трубки от настороженного уха.