Сибирские огни, 1929, № 5
— Ты говоришь об исключении меня из партии?.. Меня из партии?— пере спросил Пичугин внезапно охрипнувшим голосом и, как бы боясь, что Каргин его не поймет, указал пальцем себе на грудь. Только повторив вслух эти слова, он понял их значение и почувствовал, как пол, скользкий от линолеума, 'перекосился у него под ногами. — Я не выйду из партии. Ты не имеешь права один решать. — Этот вопрос вынесен на собрание по постановлению бюро. Сегодня ве чером... Слабый звон телефона осыпал слова Каргина. Он снял трубку с металличе ской рагатки коммутатора и, то ли забывшись, то ли считая для себя эту беседу бо лее неотложной, чем разговор с холодной костяной трубкой, трещавшей в его руке обеззвученным лопающимся звоном, продолжал говорить. Он охватил своим взглядом большое мягкое лицо Пичугина‘с прорезанными на лбу двумя морщинка ми .раздражения и растерянности. — Сегодня вечером на партийном собрании, если желаешь об’ясниться, тебя товарищи выслушают. Но это ничего не изменит. Ты одного не можешь понять— сейчас мы, в этой незаметной будничной работе, дважды на боевом посту. Каждый день и каждый час— или выигранное или проигранное сражение. А ты отошел в сторону в -самый разгар боя. Ты не поверил в нашу работу. Но муже ства в себе не нашел, чтобы в этом признаться. Оставаясь в партии, ты сам не верил в то, что по заданиям партии ты должен был выполнить. Это убило в тебе во лю. II— такой, как ты есть— ты уже не коммунист... Трещала трубка возмущенной мембраной в забывшейся руке секретаря уко ма, он что-то продолжал говорить, но Пичугин не слушал слов, стараясь уяснить себе то новое, непонятное, что прочел он в направленных на ^себя спокойных гла зах. В непроницаемой их глубине прошли отдаленные твердые медные отблески. В них была жестокость и сила. Эти медно-желтые отблески родили мгновенное видение: сухая, чуть прох ладная ночь в сожженной солнцем степи. Земля тихо стонет от каноянады. Выстрелы лопаются, как удар пастушьего кнута. Дорожная пыль, поднятая отступающим от рядом, просвечена тонким светом выступающего из-за бугра месяца, и свет это? вспыхивает медно-желтыми отблесками на привязанных к поясу к.отелках. Губы сухие, сухие. Мучительно хочется пить. Двое суток ничего не пил. Медные отсветы на котелках похожи на влажное дрожанье воды. От этого еще невыносимее жажда и сухой ветер выжженной степи... « Огромная жалость к себе охватила Пичугина. Медные котелки давних похо дов мерцают в устремленных на Пичугина глазах, и он говорит, покрывая негром кий голос Каргина и раздражающий треск мембраны: — Я не выйду из партии. Ты не имеешь права. У меня есть прошлое... боевые заслуги. Каргин кладет трубку на коммутатор, и бодрая многокапельная трель льется из костяного сухонького аппарата, обрывая слова Пичугина, Дав ответный звонок, секретарь укома прикладывает к уху ожившую трубку. Тогда Пичугин встает и направляется к двери. Он медленно проходит «об щий отдел» (над бумажной метелью столов наклонились головы, машинистка от чаянно отбивает костяшками послушного «Ундервуда», трясет прозрачным ворохом прически и еще ярче сияют летящие крыши за окнами), проходит еще две комна ты, полные людей и расслабляющего предвесеннего чада, спускается по лестницам и, натянув полушубок, выходит на улицу.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2