Сибирские огни, 1929, № 5

52 К. ЛЬВОВА Горячие волны кроси то безвольно раскрашивали немые куски прошедшего дня, то заливали их темью. Тогда широко плыли в глаза снежные шапки крыш, раз­ машистые сельские перекрестки, напевал в уши таленький ветерок. Пичугин не ду­ мал. Но кто-то в нем распоряжался помимо его, устанавливал свой ио-рядок— не­ слышно, неощутимо, с самоуверенностью судебного следователя или врача, остав­ ляя ему право питаться какими-то обрывками, перегорелым шлаком... Незаметно для себя Пичугин очутился на покатом берегу широкого снежного оврага, тихого, как распоротая перина. С того бока неслышно сходил — спадал по снеговому откосу — маленькой куклой человек. Вот он взял вкось, выбрался на дорогу и пошел но твердому, будто присту­ кивая палкой в заснеженный лед. Взбежав на берег около того места, где остановился Пичугин, человек близко прошел мимо него, обдал его торопливым шорохом движения и сложными челове­ ческими запахами и стал быстро таять. Пичугин успел рассмотреть все мелочи. Человек был в коротком, туго под­ поясанном полушубке, уши его малахая прихлопывали на ветру. Но особенно лри- метились Пичугину робкие глаза под пушистыми дугами бровей и сердитый, сом­ кнутый в извилинах рот. Это тревожащее сочетание не первый раз встречалось ему в деревне. У Мат- виенки тот же озлобленный рот и извиняющиеся просящие глаза, Пичугин попробовал растравить в себе ненависть к Матвиенке, но с ужасом заметил, что у него нет ненависти к этому мужику, а есть, пожалуй, глубоко спря­ танное трусливое удивление и зависть. — Это кулачье, черт бы его побрал, тоже хорошие актеры,— со злостью прог ворил вслух Пичугин и сбежал в снежную тишину оврага. Этим невольным «тоже» он, неожиданно для себя, об’единил Матвиенку с Каргиным и, не стараясь разобраться во всей странности такого сопоставления, широко зашагал но дну оврага. Подо льдом глухо журчала Свина, видимая в черной дыре полыньи, сбоку от дороги. Пичугин свернул к полынье, постоял, послушал всхлипывающий шорох воды, уперся валенком в обледенелый ком снега, пнул его в маслянистую копоть и долго глядел, как он покачивался на воде, кланялся, охорашивался, как утка. Потом инструктор повернул обратно и без дороги стал взбираться на берег, с наслаждением проваливаясь валенками в задумчивую мякоть снегов. Вторые петухи разбередили затыкавшую уши тишину и было похоже, что кто-то надорвал во многих местах прогнившую расползающуюся ветошь. Проходя мимо какой-то избы, Пичугин увидел в окошке свет, он наклонился к стеклу и, пораженный, остановился. Это был вик, неузнаваемый из бокового проулка над оврагом, угловое окно пыльцевского кабинета и там. в оранжевой глубине комнаты, вокруг блестящей точки огня —- четыре наклоненные головы. Пичугину показалось — они молчат. Двойные рамы душили звук и странно неживыми казались лица. Но говорил, очевидно, тот, кто был повернут затылком. По сдвинутому назад колесу шапки Ппчугин узнал Булыгина. Из-за плеча его выглядывал Федин озабо­ ченно сведенный морщинами коротенький лоб. Пыльцов, наклонив голову, большим пальцем колупал доску стола и ча­ сто векидывал на четвертого собеседника круглые немигающие глаза, будто кидал в него шариками хлебного мякиша. Этот четвертый был Каргин. Он сидел ниже всех (наверное, сгорбился). Пичугин видел одну его голову, по подбородок отрубленную рамой, да большую тощую руку, медленно пригдажи-