Сибирские огни, 1929, № 5

— Это вопрос решенный,— сухо молвил Каргин. II явно избегая продолже­ ния разговора, быстро исчез в красноватом квадрате распахнувшейся двери. На табурете посреди комнаты сторожиха подкручивала пылавшую «мол­ нию». Из-под надвинутой черной косынки единственный круглый ее глаз с ненави­ стью взирал на махровый цветок пламени. — А, штоб ты околел, — прохрипела. Кривая. Едва не затушив лампу, она оставила умирающее колечко огня. Убогое уб­ ранство «кабинета» нреДвика окунулось в красноватый туман. Сторожиха, корячась, сползла с табурета, яростно дернут зацепившиеся за угол грязные ромбы подола. — Один вопросик, — говорил Булыгин, охорашивая быстрыми руками ка­ кие-то бумажки на столе и обращаясь к собравшимся. — Иди, иди, Христя, больше ничего не надо, — махнул он Кривой. Ее чер­ ный единственный бездонный глаз со злым упорством вонзился в Пичугина, Будто мокрая тряпка мазнула инструктора по лицу. — Вот, товарищ Каргин, мы Лазарева выдвигаем в предкики, поскольку Пыльцов многократно заявлял на трудность для него этой работы. — Не осиливаю, товарищ Каргин... это верно,— почесал острую макушку Пыльцов и попробовал улыбнуться. Пичугин не досидел до конца заседания. Убедившись, что действительно с Ла­ заревым «вопрос решенный», Пичугин направился к двери. Несколько раз за день он ловил на себе долгий, что-то вымеривающий, почти материнский взгляд секретаря укома и решил сделать так, чтобы не остаться хотя бы сегодня с ним наедине. Вслед себе он услышал низкий обволакивающий голос и полуутвердительное: — Вместе завтра поедем после собрания. Метель улеглась. Обмякший ветер телячьей мордой подталкивал инструктора в спину, шевелил тяжелые боры полушубка. Пичугин перебрался через мерзлую кучу навоза за углом вика и задами по­ шел к себе. Пичугин всегда считал, что есть две породы революционеров. Одни — беско­ нечно взрывающие новые пласты и открывающие опасные неизведанные просторы, и другие —• с фанатизмом золотоискателей отсеивающие драгоценную пыль в уже завоеванных пластах. Он не чувствовал в себе способности к отсеиванию золотой ныли и причис­ лял себя к первой породе — завоевателей новых просторов. Но он знал, что ему придется давать отчет в своих ошибках тому, другому, кому дана власть над ним, и эта мысль для него была нестерпима. Но думать ни о чем не хотелось. Пичугин не умел думать на ходу. Когда он шагал, могучая жизнь организма, передвигавшего^ в пространстве сеой пышный жар и чудесно умноженное биенье,— не оставляла места для сухих построений мыслей. Пичугин подошел к дому. Сухо шелестела соломой растрепанная хиоара Хво­ ща и была похожа на дохлого ежа, по брови вросшего в землю. Из сугроба смуглилось больное, заплатанное куском фанеры окошко. Пичугин заглянул в пустую внутренность избы, едва озаренную трехлиней­ кой, мгновенно представил себе удушающую плотность сырого воздуха, неизбеж­ ную беседу с проснувшимся Хвощем, потом приглушенный шорох любовной игры на печи.... Тошнота подступила к горлу. Круто повернув от избы, он пошел наугад по дороге, подставляя лицо вкусно­ му огуречному ветерку. ♦