Сибирские огни, 1929, № 5

Вдруг ровный сиповатый голос со знакомым пришептыванием мягко врезал­ ся в тишину. Пичугин сразу не смог сосредоточиться на мерном звучании слов, шедших откуда-то из заднего ряда. Но вот голос вздернулся на высокую ноту, и до инструк­ тора долетело!; — Мнейне каждого сознательного гражданина на предмет войны и каждого крестьянина, — говорил голое, — не особенно ■весело, не особенно печально. Мне­ ние наше спокойно, умственно и сознательно. Выпестовав последнее слово, голос замолк. Пичугин поймал глазами шевелящиеся губы на странно знакомом лице. Тот же коротенький лоб, с бледно солнечным ершиком, длинные щеки и пляшущий ше­ пелявый рот. Федя? Но Федино лицо спокойно голубело за столом президиума, а вторая голова его, только закопченная суровым крестьянским загаром, покачивалась в заднем ря­ ду делегатов. Пичугин, не отрываясь, смотрел на навождение и ждал, когда голова снова заговорит. Но она молчала, сморщив лоб и смотрела в направлении стола, где Пыльцов увязал с нотой Чемберлена последний вопрос. — Надо помнить, товарищи, — говорил предвик, напряженно водя испуган­ ными глазами по утомленными недоверчивым лицам,— надо помнить, что мосты— ве­ ликое дело! Никто другой, как наша Красная армия, в случае крайности, пройдет но этим мостам. Пичугина душила необычайная усталость. Она скопилась от нелепости проис­ ходящего, от сознания упущенных возможностей что-то сделать, исправить. Ведь приходилось же ему, вести собрания в рабочих районах, и не такие, а гораздо более сложные. И всегда ему удавалось,— так, по крайней мере, он был уверен сейчас,— ухватиться за какую-то тонкую невидимую ниточку и, потянув за нее, вывести людей на единственно правильный путь. «и к этим можно найти доступ»,— думал он, разглядывая всю в движении, расплывающуюся массу распаренных овчин, красных рачьих голов. Среди делегатов он вдруг разглядел Хвоща, делавшего ему какие-то знаки. Хвощ был малиновым от жары и от выпитой с утра зубровки. «Чего он там машет?» — с досадой подумал Пичугин. Рядом с Хвощом твердо белело притягательное, замкнутое лицо Якова Мат- виенки. Пичугин гнутренне подивился, как это он раньше его не заметил. Особенно досадно ему стало, что Матвиенко был свидетелем этого заседания. «Если бы я знал, что он здесь, непременно бы выступил». В перерыве Матвиенко вдруг бесшумно и неотвратимо надвинулся на Пичу­ гина отсвечивающим апельсиновым полушубком и, размыкая бурливый свой рот, сказал негромко, но так явственно, как будто приложился к самому уху. — Здорово, товарищ Пичугин. Что же ты никакого докладика нам не смасте­ рил? Как ни то, вы из ценхра. А мы тут народ несознательный— темнота. Серые глаза его под тонкими дугами бровей кротко уничтожали иронию слов. Пичугин, отвернувшись, ничего не ответил и быстро пошел к выходу, где ма­ линовый Хвощ, охваченный беззвучным смятением, звал его длинной рукой. — Идьмо, Пычугин, — прошипел он инструктору в ухо, — моя баба пэль- мэнеу наварила, та с свыниной... та зуброувка. Хоть не пьешь, так я выпыо. Идьмо.