Сибирские огни, 1929, № 5
крючковатые движения ножками и кашляющие содргания, от которых у Пичугина тошнота подступает к горлу и стеклянным песком наливается череп. Шурка держит ребенка в вытянутых руках. Глаза у нее стали похожи на тонкие стеклянные пузыри, которые сейчас лопнут. Она крепко дышит отрытым ртом. Белые комочки дыхания застывают в воздухе нетопленой комнаты. А за овнами ночь серенькая, дрожащая. Он сам, Пичугин, вихрем мчится на вороном жеребце в узких вырезных саночках. На козлах вьется столбом черный тулуп Матвиенки, а рядом, в дрожаньи ле тящего воздуха, беззвучно отмахивает шажищами чудовищно огромный человек. Пичугин с ужасом следит за его длинными ногами, треугольниками пожирающими пространство. Серое утро уже подступило к окошкам, когда Пичугин открыл глаза. Непонятным образом повторяя оборвавшийся сон, стоял Хвощ вытянутыми ножницами перед низким квадратом окна, которое приходилось ему против пупа, и тонул головой в нерассеянных еще ночных тенях под потолком. Не оборачиваясь и продолжая распутывать узел на каком-то шнурке, он про говорил в ответ мощному скрипу проснувшейся кровати. — От заспался ты седни. Нэ иначе с бабой любился в думках. А?— II через плечо кинул красным смеющимся кроличьим глазком. — А по тебе уж з вику прибегали. Пыльцов засылал. Пичугин, разом поднявшись, вдвинул ноги в валенки. Тонкими белыми паль цами расчесал сало свисающих вихров и, сидя, закурил папиросу. В белом небе над площадью пушистыми шнурами протянулись радионровода от вика к церковной колокольне. Раннее солнце еще не успело растолкать плотный молочный туман. Он осел белой шерстью на крышах, на растопыренных пальцах сиреней и черемух перед окошками изб. Пичугин кзсдеша, пересекал площадь. Пробившее, сквозь овчину тепло обозначилось нежным пушком на спине, на сгибах рукавов. Отвороты малахая украсились невинными белыми бахромками. Чудесное прикосновение мороза выпрямило на мгновение вялые складки под- глазников и оттянутые книзу бороздки около губ. Поднявшись на крыльцо вика, Пичугин крепко вытер платком завлажневшее лицо и вошел в дом. У порога встретил растерянный Пыльцов. Шишка на его переносы! была от волнения цвета рябины. В маленьких глазах метался испуганный ветерок. — Тебя ждем, товарищ Пичугин... народ уж давно собрался. В комнате густо пахло овчинами. Мутно очерченные белым боковым светом круглились головы крестьян, плотно унизавших скамейки. Узкий стол, запахнутый кумачом, тощей линеечкой вытянулся под огром ным, набухающим изнутри, коричневым портретом Ленина. За столом товарищ Булыгин, секретарь волкома, красный и вспотевший, в обширной меховой шапке колесом, отчаянными жестами призывал Пыльцова. Покрывая ровный шмелиный гуд голосов, сипом выкрикивал, оседая на бас: — Граждане, прошу я вас. Час десятый. Пора. Товарищ Пыльцов зову ж я тебя! ' И колокольчик в его руке брызгал ключевой трелью. — Каргина нет?— спросил Пичугин, стаскивая малахай и травяной зе ленью глаз обдавая многоголовую тучность зала, повернутую к нему затылками.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2