Сибирские огни, 1929, № 5
Эю теплое, невидимое соседство животного обволакивало ласковостью. Вспом нились ночи на фронте, теплый бок коня в осеннюю изморозь, костры и черная ча ша неба над ними. На коня бы сейчас и, не оглядываясь— в степи, в бой, дальше -от каменной лени, от крохоборчества. А сказал бы об этих мыслях кому-нибудь из товарищей? Нет, ни за что б не сказал. Да и товарищей нет. Те, которых в работе встречаешь, на партсобраниях—• они, словно вспыхивающие /и гаснущие искры, спешат, горят, ускользают. А в минуты усталости заволакиваются серым холодком. Тогда, они особенно чужие. Пичугин пошарил памятью среди близких по работе товарищей, примеряясь к самому желанному другу,— и не нашел.. Лица смесились в мелькающий хоровод и стали кружиться среди столов, заваленных бумагами. Из толпы выскочила Гор пина и, невероятно ворочая задом, начала выплясывать дикий танец, от которого юбки ее нехорошо взлетали кверху, обнажая кривые, серые ноги. Но оказалось, что это не Горхина, а Нюра, минутная подруга Пичугина, с ко торой он познакомился перед командировкой в деревню. У Нюры кольца в ушах, жидкие черные волосы и маленький, накрашенный рот. Пичугин лежит на широкой пюриной постели с несвежими, мягкими подуш ками. Нюра скинула рубашку и жмется к нему вялыми грудями с большими темно коричневыми венчиками, жадно шепчет что-то в самое ухо, касается щеки холод ной сережкой. Стены в комнате узкие и высокие. Они без конца убегают кверху, вот-вот сойдутся. За расшатанной бамбуковой ширмой, сквозь клочья Грязно-желтого шелка, Пичугин видит жену. Он чувствует, как даже сквозь сон жаркая пелена стыда медленно) обжигает ему шею, лицо. Хочется спрятаться, но спрятаться некуда, да и незачем. Шурка спокойно смотрит на него водянисто голубыми выпуклыми глазами, сильно выворачивая их исподлобья. Она сгорбилась за столом и засунула пальцы в подстриженные соломенные волосы. Речь ее, как всегда, не в меру медленная, монотонная. А за словами встает ровный заглушающий шум. — Ты всегда был плохим коммунистом,— говорит Шурка выпитым гол сом, будто читает по книге.— Ты всегда слишком быстро радовался, или слишком быстро подавался печали и никогда не умел ради дела забывать о себе. Я это знала, но я полюбила тебя и глупо надеялась, что 1 тебя переделаю. Если же ты смог так просто забыть самые тяжелые годы, прожитые вместе, голод, работу в партии, вой ну и ушел от меня, я уже больше никогда не захочу с тобой встретиться. Пичугину кажется, что он знает наизусть эти слова, уже слышанные од нажды. У Шурки бледный крепко вырезанный рот и некрасивые пальцы с плоскими раздавленными суставами. Шурка бестрашная. В партизанщину она жида в лесах, стреляла из вин товки не хуже любого мужчины. А сейчас она «’ежилась, свела узкие плеча и похо жа на старушку. Вдруг она вскакивает, подбегает к кроватке и, раскидав одеяльца, вынимает маленького красного сморщенного ребенка в белой распашоночке, и он вновь начи нает умирать, как тогда, год тому назад, повторяя удивительно точно те странные
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2