Сибирские огни, 1929, № 5

— Не трэба нам таких! Грабители! Последнюю рубаху с бедноты сымуть. С этого началось. Лопнула тишина. Тугими резиновыми кольцами заходили вы­ крики над головами. — Ах ты, паскуда! . — Паршивый кобель, вбить тебя мало! Вон с собрания, грабители! •— Будя народ душить. Мы на вас управу найде-ом! — Вон с собрания. Пусти меня-до яго... я... — Кто с мене последнюю копейку драл?., кто? кто?., ар-ренда... жулик... зем­ лю продавать? — Пусти мене до яго!.. я... я... — Мы на вас робить поставлены? — Голодранцы проклятые! Лодыри! — Я твой хлеб ел? — Кто Качана бил? Кажи, кто Качана бил? Под ракитой? — Ах ты, паг-ганая твоя морда! — Люди видали. Не я. Люди видали. — Он и других бил, пакуль яго за хвост ня узяли! — Голодранцы! Лодыри! Голопузики! — Ааааа... Оооо, — сливались го»са в сплошной крик, и над ним истошно хлестали бичи осатанелого бабьего визга. Напрасно Пичугин пытался перекричать, бил кулаками об стол. Собрание жило отдельным от него организмом. Успокоились так же внезапно, как начали. Приступили к голосованию канди­ датов. — Нехай двое считають голосья, — крикнул кто-то, — один не здужить. — От зажиточных нехай один и от бедноты. Выбрали Михайлу Щербину, Ефима Зиму. Щербина был невелик ростом с ма­ ленькой круглой головой и поворачивался так ловко, будто был ввинчен в пол. Избу разделили на две половины. Вот выметнулся неровный частокол рук за первого бедняцкого кандидата. — Шесть, — быстро сосчитал у себя Щербина. Зима долго тряс лохмотьями в воздухе, сосредоточенно ловил глазами торча­ щие на его половине четыре руки. Вдруг он решительно повернулся к столу, засло­ нил с п и н о й г о л о сующ и х , крикнул: — Десять, — и утер лохмотьями расползающиеся в улыбке блестящие губы. Затихли. Переглянулись. Сорвались в бешеном крике. — Пересчитать! — Жулик! — От якие люди у нас! ' — Пересчитать! — Десять!— кричал Зима, ©хрипнувший, страшный, и тряс рукавами,— де­ сять! десять! Счетчиков поменяли местами. — Четверо, — сосчитал Щербина. — Десять! — крикнул Зима, отворачиваясь от торчащих на его половине шести рук, — у меня знова десять. Тогда родился «мех. Смеялись тихонько, будто пили воду мелкими всхли нами. Смеялся и сам Зима, хмыкал в лохмотья. — Та што ты, Яфим,— послышался тихий укоряющий голос,— чи ж так можно, Яфи-им!