Сибирские огни, 1929, № 5
— Только бы ты не переутомился, мой .милый мальчик. Валерия Петровна, регистраторша Черниговского суда, тщательно запудрива ла серые морщинки на плоском лице, чтобы равняться по молодым. За 'Слишком очевидную .старость мотут сократить,— твердо верила Валерия Петровна,— и тогда конец, ибо за этот год были лрожиты последние гардины, остав шиеся от некогда безбедного существования с мужем— инспектором народных учи лищ. А сын единственный, Вадя, был навсегда, очевидно, потерян в этой ужасной войне. Часто на запудренной тусклости щек робко влажнели две серых бороздки. Пичугьн не понимал, зачем и о чем пишут письма престарелым матерям. А Чер ниговская глушь— такое давнее прошлое! Около стола предвика давно уже был Федя. С суровой заботливостью он говорил продвину, приблизив к нему длинное голубое лицо с извилистым шепелявым ртом. — Ты вот чего, Пыльцов, мы значит подберем факты из статьи Калинина, выявим общую установку международной си-ту-ации, учтем... Ну, словом, вместе обмозгуем. Вслучае войны наша волость, как хлебородная, будет эюсплоатироваться исключительно но назначению. — Так-то оно так. Дык ведь я-то здесь случайный человек, малограмотный. Какой я предвик? Не отозвали бы в город Юсупова посередь года— 'мне бы здесь не сидеть. Федя погладил бледно солнечный ершик пад собранным в морщины коротень ким лбом. — Мы, коммунисты, должны— как бы тебе сказать... должны исключительно итти но линии самодеятельности. Чего умом не поймешь— нутро подскажет, диалек тика. Сказав это чудное слово, к которому он никак не мог примениться, Федя бро сил взгляд на теплую копну инструкторской спины и распустил губы в ребячью смущенную улыбку. Но когда шина сделала движение повернуться, тотчас же сурово сдвинул брови. Приближался волостной с’езд. Пичугин был спокоен. Перевыборы закончились но всей Кошкинской волости. Если в отдельных селах и прошли в советы зажиточ ные, то Пичугин вовсе не ечитал себя за это ответственным. Но Потуловка... Одна только Потуловка лежала на его совести, до мелочей па мятная, как все, что особенно хочешь забыть. «В Потуловских хуторах выборы отменить, назначить новые, в виду- жалоб бедноты на состав и открытый нажим кулачества». Такая бумажка лежала у предволизбиркома Пичугина во внутреннем карма не пиджака, когда он три недели тому назад под’езжал к Потуловке и обдумывал стратегический план действий. Сани пели тягучую песню, вдавливаясь в снега. Навстречу плыли нешьи* очер тании хуторов. НеоОятная тишина стояла над ними. Она обволакивала плотным облаком каждый островок жилья и смеялась пад воинственными мыслями инструктора. Было до невероятности трудно сочетать текст бумажки, пригретой в кармане пиджака, с вкрадчивой немотой мирных избушек.. Тишина усыпляла Пичугина. ^ Э ту дремотную успокоенность нарушил Иван Зубок, демооилизованный красно армеец. Он стоял в зеленом потрепанном чапане посреди степи и вглядывался в до рогу. Огромный шест был в его широко отведенной руке.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2