Сибирские огни, 1929, № 5

В письме Зу'ршина между строк «Марина читала тоже -о тоске по Черновушке, то ней, но олова «были совсем другие: «...Вы не поверите, Марина Станиславовна, как остро я почувствовал, вот имен­ но сейчас, когда от Черновушюи меня отделяет уже и расстояние и время, что я но существу ведь только еще начал работу там. И что меня нельзя,— слово нельзя под­ черкнуто— перекидывать было в город, что я не 'сделал и десятой доли того, что пред­ полагал сделать. В волости я поднял вик, волком. В городе я подыму кампанию за шкод в кержацкие Черновушки, за наступле­ ние на темные медвежьи углы. Я заставлю поехать в Черновуигку нужных людей...». В конце письма Орефий Лукич упрекнул Маршу, что она не пришла проводин» его и что он искренне просит простить его, если он чем-нибудь обидел ее. Марина брада то одно, то другое письмо и подолгу глядела на них невидящими от слез глазами. Увидев Марину у окна, Евашя окяшгайился л остановился у противоположного забора. Марина вскочила, покраснела, шустила голову и ушла в горницу. Еваня перешел дорогу и тел около пяшистеннмка на гнилую керевзрнугую ко­ лоду, не «пуская глаз с окна- Через час Марина заглянула в окно и вновь увидела растянутое в улыбку лицо идиота. С тех пор ‘ежедневно, с утра и до вечера. Еваня не отходил от амосовского пяти­ стенника- Истекая похотливым желаньем, не сводя' маленьких глаз с ик.он , он содрогался всем телом, ковда за «стеклом мелькала тень Марины. Бабка Аграфена Дмитревна пробо­ вала отвадить Еваню—несколько раз плескала на него из окна кипятком, но он, отско­ чив, пожимаясь всем телом, ложился у противоположного забора и смотрел по-собачьи на стекла окон- Марина побледнела, осунулась, не выходила никуда на люди и уже не скрыва­ ла ии от отца, ни от 'байки того, чгго она беременна, Герасим Андреич и Седов заходили несколько раз по делам артели ж Станиславу Малевичу и уходили с тяжелым чув­ ством. Однажды Марина пожаловалась Седову. Дмитрий, схватив огромный стяг, ки­ нулся на Еваню и убил бы его, если бы Еваня не перескочил через забор. А на утро Еваня 'был уже опять на своем месте л пролежал под заборам до самзго вечера- — Прикормила, сука, а теперь и не отвяжется,— злобствовала видевшая под окнами Еваню попадья Васена Викуловна. Зашипели бабьи языки от одного конца Черновушки до другого, заплескалось в грязных потоках шепотков имя Марины. К Еване пристегнули Зурнина. Поп Амос торжествовал и приплетал не только Зурнина, но и всю ячейку. — Смотрите и кавнигесь— все вмеоно... На моих на глазах, один за другим, как кобели. А ей и отказать нельзя, потому закон такой, сказано колмуния- И не ра- дг. бы, да готова. В покров по кержацким деревням варится из нового меда медовуха. Нет та­ кого двора где бы не было боченка с медовухой. С раннего обеда пьяны старики, к вечеру пьяны бабы, девки, парни и даже ребятишки. В покров в пьяном виде сводятся все счеты, накопившиеся за лето у мужиков, баб и парней. Покров «гуляют» два. а то и три дня— покуда медовухи хватит. Зато сразу- после праздника мужики собираются и уходят в тайгу на промысел и до самого рожде­ ства и святок к медовухе не притрагиваются» Перед вечером, когда в каждом доме гудели на разные лады, сплетаясь, муж­ ские и женские голоса, в Амосов переулок ввалилась пьяная ватага парней. Парни со свистом и похабными песнями затеяли пляску у окна Марины. Еваня был с ре-