Сибирские огни, 1929, № 5

громко залаяла, гремя цепью, собака. Марина вздрогнула и невольно качнулась к Зурнину. Орефий Лукич схватил ее за плечи и исступленно стал целовать лицо, гла­ за, лоб трясущейся и не сопротивляющейся Марины. Собака, задыхаясь от давившей шею цепи, с хриплым лаем ходила на задних лапах. — Утыр, утыр его, Пестря!— рвануло густым басом из открывшегося окна по повс-кого дома- Поп Амос, высунувшись «половину из окна, смотрел на стоявших у eoipor и продолжал наусживать собаку. Марина рванулась из рук Орефия Лукича и, не чуя земли под нотами, вбежала <водвор- Орефий Лукич пошел', пошатываясь. Е В А Н Я Три брата Ляпуновы в мать дошли, головами яе довольны. Сам старик Кудеяр Силантьич был мужик, ш мужик. Голову имел обыкновен­ ную и ум ни больше и ни меньше, .кале и у всякого мужика. У тр у хи лее не голова была, а редька, тонким местом повернутая кверху. — В нее и сынки издались,— говорили про ляпуновскую породу старики. . Старшие братья, особенно Кирилл, с годами выправились, поженились и детей наплодили, у каждого полон дом и головешки у ребятишек ладные—.круглые. Правда, средний Нефед беднее -умом оказался, если тавда случалось в город или в волость, байка за него ездила- Кейда женили Нефеда, то теща его будущая на деньгах разум Нефеда пытала» а потом соседкам на жениха плакалась. — Всем парень, как парень, из лица даже .очень гладкой, голова будто только памене других, дак онять^же головой не крупу толочь, но вот деньги сшитать не умет. Подсунула это я ему и будто невзначай копейку, а он ее за пятак сшшитал. Так Нефед дает и до старости «читать не выучился. Младший же Алешенька с .детства дурачком рос, дурачком до жениховых годов дожил, с той только разницей, что мужики его из Алексея непечатным прозви­ щем окрестили. Пз-за Евани больше всей семье Кирилловой лето-летенское жить на пасеке до­ водилось. Мир настаивал, чтоб летом не было в деревне Евани- — Ну, а куда его? Как собаку из двора не выгонишь, худо ни добро— брат. Лютует он летом, оборони бог, Кирилл Кудеярович- Летом у наго плоть дурит, а 'ведь за всяко место за женскими не ходить -же со стягом, сам подумай, а особеигно в ягодное или трибное время. И Ляпуновы выезжали с насеки в деревню толыко к осени. Случалось Еване вырваться из пасши и летом в деревню, но уж тут председа­ тель наряжал кого-нибудь из мужиков связанным свезти его обратно на пасеку, под надеор к брату. В первый же день выезда Ляпуновых с пасеки в Черновушку Еваня появился у окон амоюовского пятистенника. Утром Марина получила первое за все время из тюрьмы письмо от Селифона и письмо с дороги из волости от Орефия Лукича. Письмо от Селифона было написано карандашом, печатными буквами, на большом листе курительной бумаги. Самодель­ ный конверт был заклеен ржаным хлебом. Слова в письме были тяжелые, пахнущие потом и ржаным хлебом. В них была звериная тоска по .воле- И ошем в письме горел» ревность ко всем, кто окружает Марину, и боязнь, что она может изменить ему. «Если ты соблюдешь самое себя,—-крупными печатными буквами было вы­ ведено, то соединимой мы с тобой нерушимо и навеки». Эти слова, которым Селифон, видимо, придавал большое значение, J>bmi подчерк­ нуты, буквы разрисованы красным карандашом мелкими листочками хмеля, причуд­ ливо вьющимся через всю фразу. .Ниже шло пояснение тайной символики рисунка. —- «Как хмель, обогьемси мы друг кругом друга»... 2 л. «Сибирские Огни»