Сибирские огни, 1929, № 5
— Нет, как хошь, Орефий Лукич, а у нас против бога нельзя и рта расвры;ь. Попробуй только— все дело загубишь. Сам видишь, это не пригородный народ. Про тив бога пойди— убьют. Тут в ячейку, ежели с умом да обходительностью, можно, я гак думаю, многих мужичков затащить, но бога лучше не тронь. Не тронь ты его, Орефий Лукич. Такие, как Димитрий, у нас одиночки. Седова германский хронг мно гим испортил, а у нас— да тут бабы одне глаза выдерут, возьми хучь мою Пестимею. В вопросе о боге и религии Герасим решительно расходился с Орефием Лукичом. — Нет, уж я коммунист буду, но насупротив бога не дойду. Не могу я этого, хочь убей. Организма не дозволяет. За школу обоими руками, за избу-читалыпо, за и ячейку на огонь пойду, даже любую бабу на равных правах с мужиком считать стану, а против бога пальцем не шевельну. Може поэтому и хлеба-то бог уродил нам, хто ее знат. Може нашими мужицкими-то молитвами и советская влаегь держится, хто ее ведает. Вершили десятую кладь. Солнце скатывалось за гребень белка и отблески лу чей золотыми барашками играли по бугру на жнивнике, на верхушках кладей, на во лосах Герасима Андреича. Верхом на лошади, сидя на одной стороне, придерживаясь рукой за дугу, под возил к гумну последний воз снопов Трефилка Петушенок. Бабы шли к гумну. В их веселом говоре Орефий Лукич радостно ловил раскатистый смех Марины. Герасим Ан- дреич остановился и, не обращая внимания на подброшенные к самым ногам Орефием Лукичом два снопа, смотрел, закрывшись ладонью от резких косых лучей, в сторону деревни. — Вершник скачет, да скоро...— бросил он с клади. — Не нашинский, у нас пеганых лошадей во всей деревне ни у кого нет. Бабы тоже остановились на бугре и смотрели в сторону Черновушки. Орефию Лукичу из-за клади не видно было, кто едет, и он смотрел то на Герасима, то на стоявших баб. — Навот, к нам повернул,— ловя тревогу в голосе Герасима Андреича, услы шал Орефий Лукич и сам заволновался неизвестно отчего. Бабы торопливо пошли к гумну. Орефий Лукич услышал но жнивнику мягкий топот. — Светлоключанский Ганька. Не иначе нарочной,— узнал Герасим Андреич. Молодой парень с густыми русыми кудрями, выбившимся из-под маленькой, пирожком, шапки, с светлыми девичьими глазами соскочил с пеганого розовогубого коня и полез за пазуху. — Ночевали здорово, бог на помочь,— поздоровался он с опозданием, видимо, за нятый другой мыслью и торжественностью момента. — Дядя Герасим, который тут камунис из волости?— спросил он, глядя на Оре-- фия Лукича и протягивая ему замызганный, с большой сургучной печатью и проши тый крест-на-крест пакет. Артельщики столпились у телеги и напряженно ждали чего-то большого и важ ного. Марина подвинулась к самым грядкам телеги и не спускала глаз « лица Оре- фия Лукича. Зурнин трясущимися руками сломал печать и перекусил нитки. Разор ванный конверт выпал из рук и. мягко планируя, опустился к ногам Марины. Кладь осталась незавершенной в тот вечер. Гумно опустело. Приказали только Зотейке П о г о н ы ш у караулить хлеб, чтоб не побили бы кони нескиданных на кладь снопов. Даже Трефилка и тот пошел со всеми в деревню- —• Оно, конбшно, и в городу нужны хорошие люди» нужны— это верно. Но&мо- 1'Р«л я и на городских...— несколько раз уже повторил Гера«им Андреич одну и ту же фразу и .никак не мог докончить ее.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2