Сибирские огни, 1929, № 5

Погоныш полусонный отчаянно отбивается руками и ногами, глубже зарывает­ ся головой в омет, но бабы неумолимо выволакивают его из теплого «тайна» и пле­ щут ему на голову водой. — Пропади вы пропадом и с артелью вашей, заездили,— ворчит Погоныш, но гак же, как и все, берется за работу. — Кто рано станет, тому бог дает,— смеется над Погонышем Хритинья Седиха. — А ты вот и рано встань, да не поработай,— огрызается на жену Дмит­ рий.— Вечно боженьку из зубов не выпускат, как калмык трубку. Орефий Лукич встает по первому окрику Герасима Андреича и бежит на ключ «окЖгиться». Еще только начинает румяниться край неба, лениво отдирается с земли, под­ нявшись до верхушки пихтача, туман. В низине речки серебрится иней. , - Орефий Лукич, быстро раздевшись, бросается в омут, в обжигающую воду и, выскочив, приплясывает на бледной зелени отавы. Его радует и румяное, ядреное утро, 'и напоровшийся на острые верхушки пихт туман, и говор речки, и веселый шум у гумна, где так отчетливо! выделяется голое Марины. — Сейчас она’ придет умываться. Орефий Лукич взял на себя самую трудную, а Герасим Андреич ответственную работу. Зурнин тонкими двухрожками подает, ловко подкидывая к ногам Герасима комлем наружу, колосом внутрь клади, снопы. Герасим Андреич «опчинает» правиль­ ными кругами основание и выводит кладь, как по нитке, завершивая таким острым конусом, что никакие дожди не прольют золотистой хлебной крыши. — Ты его под грудки, под грудки хватай, Лукич,— советует Герасим Андре­ ич, когда подхваченный первый же сноп близко к комлю и подкинутый на кладь сор­ вался с вилашек и грузно упал на ток, брызнув далеко в стороны восковым дождем зерен. Зурнин приспособился брать «под грудки» и уже не ронял больше снопов на землю. Герасим Андреич подхватывает еще на лету сноп за вязку и, обняв его бе­ режно, как слеленное дитя, укладывает бочком, один к другому. В работе Герасима Андреича,— Зурнина поражает не только зоркость глаза, но и необычайное провор­ ство рук. Часто случалось, что бабы подвозили на гумно к клади два воза снопов сра­ зу. Дмитрий Седов и Орефий Лукич в двое вил, не замедляя темпа, бросил Герасиму Андреичу тяжелые снмщ. к ногам, и он крутился на клади, успевая за обоими. — Этого не забросаешь,— взмокнув, сознался Дмитрий Седов. — В хлебных деревнях половину жизни вместе с бабой в работниках прожи­ ли,— об’яснял Герасим.— Там, небось, научишься, чуть не так— вилами, а уронив сноп на землю,— 4 оже упаси. Бабы с песнями раз’езжалп по полосам, складывая из суслонов на телегу снопы. Пела даже и хмурая всегда Погонышиха. — Веселая работа хлеб в клади класть,— сознался Герасим Андреич.— На корню хлеб— четверть хлеба, в суслонах— половина, в кладях— что в закромах. Ишь и Погонышиха загудела даже. Не весела была только Марина. В короткие перерывы Герасим и Зурнин ведут нескончаемые разговоры. В этих разговорах Зурнин не узнает того Герасима Петухова, который еще зимой так боялся слова «колхоз». Сметливый, хватающий на лету всякую мысль, Герасим Андреич так же ловко, как и снопы в клади, укладывает в своей голове советы Орефия Лукича на­ счет того, как по-новому делать жизнь. Вечерами подолгу сидят они с ним, когда другие уже лрикурнули и спят, где застала ночь. Вечерами они говорят всегда об одном и том же.