Сибирские огни, 1929, № 4

СОВЕТСКАЯ СВАДЬБА Утро в «тот» день было тихое, лучистое. Солнечные нити сплели розовую паутину в сердце Селифона. Ему казалось, будто в теплоте их невидимо живут ты­ сячи улыбок Марины. Сегодня навсегда, как река с рекой, сольется жизнь Селифона с жизнью Марины. — Сегодня она будет моей женой. Жена моя. Да есть ли лучшее слово— жена, все в нем, Хорошо про это слово сказал вчера Орефий Лукич и сам он хороший, ро­ дятся же такие люди... Жена, говорит, сердечный друг и товарищ равный. Жизнь, мудрено как-то про жизнь сказал, ну, только, как будто в самое сердце положил. Хорошо говорит Зурнин, заслушаешься как говорит. Затевает он что-то к свадьбе. А только, все-таки, как бы ровно и не нонастоящему женишься, в сельсовете-то. Крепко ли получится? Ровно бы и вправду, а выходит как бы понарошке. Селифон поддел на вилы пласт сена, осторожно приподнял навильник над го­ ловой и понес из сенника к мычавшим и ломившимся между жердей коровам. — Ячейка-то ячейкой, я не супротив Орефия Лукича, но только бы получи­ лось крепко. Скота, у Самохи Сухова было много. Селифон долго пробегал за рыжим лон­ чаком. Жеребенок со звонким ржаньем, задрав подстриженный хвостишко, носился по узким переулкам деревни. Мерины и кобылы давно жевали сено, поднявшись от проруби, а Селифон все гонял и гонял «Рыжунчика», метавшегося от одного табуна чужих лошадей к другому. Но ни усталости, ни злобы Селифон не чувствовал в это утро. — Ишь, лешак, злягиват. Тимка, завертывай его!— закричал он сынишке Сухова. Лончака загнали во двор. Селифон взял узды и пошрл ловить меринов. Упершиеся в небо связанными оглоблями сани выхватывал легко одной рукой. Быстро охомутывая лошадей, впря­ гал одну за одной. — Селифо-он! Щербу хлебать!— позвала хозяйка. Восемь меринов один к одному серые, в темных яблоках, широкозадые стояли в запряжках. — Последний раз на чужого дядю,— радостно думал Селифон, открывая воро­ та после завтрака, и рысью выехал на улицу.— Сено рукой подать, к раннему обе­ ду управлюсь, а там... Селифон вновь заулыбался и солнцу, и искрящемуся снегу, и пихтачу, чер­ невшему за мелькнувшей деревней. — Своим домом и с ней, с Маринушкой... Ах, как ширится и распирает грудь сердце. — Нно, милые! Лошади, пофыркивая и постукивая копытами о вязья саней, одна одну топчут. — Нну, погонницы! Нну! Шапка сползла на затылок, армяк раз’ехался на груди. На узеньких санях, расставив ноги, крупной рысью гонит Селифон, работник Самохи Сухова, послед­ ний раз за сеном на восьми хозяйских лошадях. — Тоже поди колотится серчншко-то и у ней. Вечером в новую жизнь обря­ жайся, Селифон. Селифон запел и нельзя было понять слов его песни, родившейся сейчас, но в волнующихся звуках ее плескалась крутая радость. А когда воза медленно, как бурые медведи, ныряя и раскатываясь в ухабах, вползли один за одним в Черновушку, Селифон лежал на душистом сене и каза­