Сибирские огни, 1929, № 4
щинш, начавшиеся возле носа, обошли рот, как ножки кронциркуля. Редкая бородка не закрывает коричневой кожи. Он оглядел барак, увидел на столе остатки пищи и его потянуло на рвоту. — Манька,— закричал Самылов и повалился на бок, зажимая руками рот. Маруська вскочила, поправила сбившуюся юбку, прибрала волосы и 'встала по среди избы, почесывая плечи. — Пропадаешь, тятька? — Пропадаю, дочка. Ох, пропадаю! — Худо тебе, не пей для того. — Ты «ходи к Александру Ивановичу, попроси опохмелиться. Он сланный мужик, не откажет. — Так вот -он тебе и дал! Ты еще когда ему задолжал и до сих нор не отдал. — Ты попроси с полбутылочки. Окажи, тятька с похмелья лежит, прямо издыхает. Маруська, одела 'солдатскую телогрейку, такую же, как на отце, взяла корзин ку с дрождями и обернулась к отцу. — Накося, выкуси с маслицем. Мне на базар надо. Маруська показала отцу два кукиша и убежала из избы. Самылов выругался, поднялся с топчана и побрел на завод. 3. Сергей 'пил давно и больше всего бражку, так как спирт редко перепадал на ого долю, а на самогон не было денег. Обычно его никто не угощал и бражку приходи лось выпрашивать или красть у заводских. Бывало, кочегары заведут 'ведра, два браж ки, а Самылов придет и перепрячет или унесет домой. Бражку делали и раньше, но когда была водка, на нее особенно не зарились. Распространение ев, как и всей дрождевой и самогонной продукции, совпало с годами запрещения водки. Самылов с малых лет работал на Талицком заводе и частенько спал на конюшне возле лошадей. В 1919 году вместе с хозяевами приехал в Сибирь. Хозяева бежали дальше, а Самылов остался в городе и поступил на дрождевой завод. Каждый день он вскакивал спозаранок, наскоро глотал сухой хлеб, хрустел со леным огурцом и спешил на работу. Его трудно было отличить от других прохожих: широкое лицо, реденькая бородка, заячья шапка с ушами, заплатанный полушубок, старенькие сапога, а под мышкой завтрак в белом платочке. Дорогой он только и думал, как бы не опоздать на завод. Ему все время казалось, что вот-вот загудит хриповатый с присвистом гудок. А если случалось опаздывать и гудок заставал его в дороге, он пускался бегом по.узенькой тропинке, заменявшей тро туар. На заводе его толкали во все дыры, он убирал лошадей, ездил с дрождями в го род, подвозил к кочегарке уголь. Жалованье получал по третьему разряду, 22 рубля 40 копеек, и на них, с грехом пополам, кормил .свое многочисленное семейство, по крытое коростами и золотухой. Домой он возвращался грязный, развинтившийся, пропахший дрождями и, иохлеоав жиденького прокисшего супу, ложился спать. Заплетающиеся .разговоры и посоловевшие взгляды он заметил сразу, почти на Другой день. С утра как будто все было в порядке, но после обеда и особенно к концу дня он просто не понимал, что творится. Рабочие собирались кучками, громко кричали, размахивали руками, где-нибудь в уголке подымался спор, кто-то затягивал песню, дру nie наскоро меняли мокрую одежду и вобнимку направлялись к выходу. Но где они напивались— он не знал. 6 Л . «Сибирские Огни..
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2