Сибирские огни, 1929, № 4

— Какой Подобедов... сын!—-добродушно ворчит город.— Смотрите! Он опять разыскал себе щель. Ишь ползет... Ну, гад!.. Блином масляным лезет человеку в глотку!.. Павел Павлович, не теряя горячего времени, делает крутой маневренный ход. — Матвей Александрович хоть и коммунист, но— бюрократ ,—.рассказывает он.—Неопределенный человек! Чинуша! Возненавидел Григорь Ваеильича с первого дня... Я, говорит, хоть и «за», но собственно в душе «против». Поймите! А сам людей мутит, а сам головы крутит!.. И надо правду говорить—шкурник. Беккеровскую рояль купил. А эту рыжую вы заметили?.. Полковница! С Колчаком бежала. А теперь ответ­ ственная жена, лрофдеятель, МОПР, ОДН. Как говорил: не женись, товарищ, Фофончи­ ков, на чужом элементе. Женился!.. — Оттого Монька у нас и вырос волком!— перескакивает он на скептически на­ строенного парня.— В таком болоте крокодилом вырастешь. Уж попотел я с ними но первым временам!.. — Попотел?— не то участливо, не то насмешливо переспросил, любопытно оглядывая Подобедова, рыжебородый. — А ты как думал!—возразил Павел Павлович, переходя на «ты». *— Друг ситный! Мне-то ведь в те годы указывать да показывать никто не, хо­ тел. Ни одна собака, хоть сдыхай. Не то, что тебе сейчас. Я потом, товарищ Невзоров... Лафа!.. Ты тогда, бы послужил. А был я, доложу тебе, пень пнем и сучки не обрублены. — Аптекарь! Знаю,— гудит Монька. — Сплетня!— прошипел, вытаращив глаза, Павел Павлович.— Вот про Григорь Ваеильича, постой, тоже скажут, что князем был... Рыжебородый засмеялся. За ним Монька. А потом и Павел Павлович поддержал. Он смеялся звонче всех и дольше всех. Так они доходят до подобедовской квартиры. Наступает критический момент: — Здесь!— сообщает Павел Павлович томом заговорщика и берет рыжебородого под руку. Тот колеблется. Монька делает в сторону шаг, но в это время распахивается окно и веселый, звенящий женский голос кричит: — Товарищи! Товарищи! Идите холодную окрошку есть. Со льдом. А квас, пре­ дупреждаю, чужой. Марья Титовна перед вами забегала. Идут— говорит—на квасу!... Ха^ха-ха!.. Показывается смющееся, радостное лицо Веры Борисовны; красный на ее голо­ ве платок; подбородок с аппетитной ямочкой чуточку вымазан сажей; от этого он еще милее. «Ах, молодец 'баба!»— захлебнулся от удовольствия Павел Павлович и, rie слу­ шая Минькиных возражений, кидается ж калитке. Через минуту оба гостя уже сидят у Подобедовых за столом. Павел Павлович носится по квартире туда и сюда. Вера Борисовна— следом за ним. Звякают вилки, тарелки, ножи. «Не смущайтесь пожалуйста! У нас так... Надо жешцнне облегчать неблагодарный труд». Все уделаны. Стол уставлен. Монька, раскрасневшийся от жары и потерявший надежду пойти до Жарикова,— .принимается за окрошку первый. Холодный квас, хру­ стящие на зубу огурцы, красная ядреная редиска, ароматный лук сломили его скепти­ цизм. Монька отдается еде. — Рыжебородый— осторожнее. Проглотит ложку, две,— кладет ее на стол, сам от­ кинется на спинку стула и, пока отламывает хлеб, успеет кинуть по уютной, заставлен­ ной шкапами, комодами, цветами, этажерками, креслами комнате, по многочисленным фотографиям на стенах, снимкам вождей, военным панорамам, панно с ангелочками и нимфами— проверяющий взгляд. Но Павел Павлович всегда на посту: — Я не лицемер и не ханжа,— говорит он.— Дурак сейчас нищенствует. А мне, работнику госаппарата, прятаться не к лицу. Заработано своим горбом. Даром ничего ее брал. Опять же и в политграмоте нашей сказано: пролетарий из подвалов в дворцы...